"Герман Гессе. Паломничество в страну Востока" - читать интересную книгу автора

много иначе, чем это сделал я, и все же - как неожиданно
звучало это для меня! У одного из них я прочел: "Исчезновение
слуги Лео послужило причиной того, что внезапно и безжалостно
мы были ввергнуты в бездны разобщения и помрачения умов,
разрушившего наше единство, которое доселе казалось таким
незыблемым. Притом некоторые из нас знали или хотя бы
догадывались, что Лео не свалился в пропасть и не дезертировал
из наших рядов, но отозван тайным приказом высших авторитетов
Братства. Но до чего худо вели мы себя перед лицом этого
искуса, никто из нас, как я полагаю, не сможет и помыслить без
чувств глубочайшего раскаяния и стыда. Едва Лео нас покинул,
как вере и единомыслию в нашем кругу пришел конец; словно
красная кровь жизни покидала нас, вытекая из невидимой раны.
Начались разноречия, а затем и открытые пререкания вокруг самых
бесполезных и смешных вопросов. Примера ради упомяну, что наш
всеми любимый и заслуженный капельмейстер, скрипач по имени Г.
Г., ни с того ни с сего принялся утверждать, будто
дезертировавший Лео прихватил в своем рюкзаке наряду с другими
ценными предметами еще древнюю, священную хартию
Братства-протограф, начертанный рукой самого мастера! Правда,
если понять абсурдное утверждение Г. символически, оно
неожиданно обретает смысл: и вправду все выглядит так, как если
бы с уходом Лео от нашего маленького воинства отлетела
благодать, почившая на Братстве в целом, как если бы связь с
этим целым оказалась утраченной. Печальный пример тому являл
только что упомянутый музыкант Г. Г. Вплоть до рокового часа
Морбио Инфериоре один из самых твердых в вере и верности членов
Братства, притом любимый всеми за свое искусство, несмотря на
некоторые недостатки характера, выделявшийся среди братьев
полнотой искрившейся в нем жизни, он впал теперь в ложное
умствование, в болезненную, маниакальную недоверчивость, стал
более чем небрежно относиться к своим обязанностям, начал
делаться капризным, нервическим, придирчивым. Когда в один
прекрасный день он отстал во время перехода и больше не
показывался, никому и в голову не пришло сделать из-за него
остановку и начинать розыски, дезертирство было слишком
очевидно.
К сожалению, так поступил не он один, и под конец от
нашего маленького отряда не осталось ничего..." У другого
историографа я нашел такое место: "Как смерть Цезаря
знаменовала закат старого Рима, а предательство Вильсона -
гибель демократической концепции человечества, так злополучный
день в Морбио Инфериоре знаменовал крушение нашего Братства.
Настолько, насколько здесь вообще позволительно говорить о вине
и ответственности, в крушении этом были виновны двое по
видимости безобидных братьев: музыкант Г. Г. и Лео, один из
слуг. Оба они, прежде всеми любимые и верные приверженцы
Братства, не понимавшие, впрочем, всемирно-исторической
важности последнего,- оба они в один прекрасный день бесследно
исчезли, не забыв прихватить с собою кое-какие ценные предметы