"Рудольф Гесс. Комендант Освенцима. Автобиографические записки " - читать интересную книгу автора

нередко извращенные, страсти, стремления, свои комплексы неполноценности.
Они не знали ни сострадания, ни каких-либо других теплых чувств. Они
использовали любую возможность для того, чтобы помучить вверенных им
заключенных, особенно тех, которые не могли их переносить, - начиная с
мелких придирок и кончая омерзительнейшими махинациями, высвобождением своих
темных инстинктов и истязаниями - каждый по своим наклонностям. Особенно они
радовались душевным мукам своих жертв. Никакие запреты не могли удержать их
от разгула недобрых страстей - только надзор над ними самими. Они постоянно
изыскивали все новые способы душевных и телесных пыток. Горе тем
заключенным, которые оказывались "на крючке" у этих низких натур или у их
помощников-заключенных, которые попустительствовали таким наклонностям или,
более того, имели их сами.
Вторая категория - преобладающее большинство - были равнодушными
людьми, которые тупо несли службу, сносно или спустя рукава выполняли свои
обязанности, раз уж их приходилось выполнять. Заключенные были для них
вещами, подлежавшими надзору и охране. Вряд ли они задумывались о
заключенных и о существовании, которое те влачили. Удобства ради они просто
выполняли полученные предписания, держались за букву инструкции. В
большинстве своем они были ограниченными созданиями. Сами по себе они не
хотели причинять заключенным зло. Но из-за своего равнодушия, стремления к
комфорту и ограниченности они причиняли заключенным слишком много вреда,
мучили, травмировали психически и физически многих заключенных, даже не
замечая этого. Именно они в первую очередь позволяли заключенным зачастую
недостойно обращаться со своими сокамерниками и солагерниками.
Третья категория - натуры добродушные, имевшие доброе сердце и
сострадание, способные осознать бедственное положение человека. Среди них
тоже имелись различия. Одни лишь строго и добросовестно выполняли
предписания и не спускали заключенным нарушений, другие же по доброте
старались истолковать инструкции в пользу заключенных и пытались, насколько
это было в их власти, облегчить их положение или, по крайней мере, не
усложнять его без особой необходимости. Разные варианты этого типа доходили
до наивных добряков, чье простодушие граничило с чудом - они прощали
заключенным все, они старались выполнить любое их желание, помогали
заключенным, чем могли из-за своей доброты и безграничного сострадания, и
даже не могли представить, что среди заключенных тоже есть плохие люди.
Уже строгость, соединенная с доброжелательностью и сочувствием,
успокаивает заключенного, всегда жаждущего человеческого понимания; причем,
чем хуже его положение, тем сильнее это проявляется. Добрый взгляд,
доброжелательный кивок, доброе слово часто действуют чудесным образом,
особенно на чуткие души. А если заключенный встречает еще и тактичность, она
может подействовать самым неожиданным образом. Даже отчаявшиеся, махнувшие
на себя рукой снова обретают волю к жизни, когда они видят хоть что-то,
напоминающее любезность. Каждый заключенный пытается смягчить свою участь,
облегчить свое положение. Он извлекает выгоду из указанной доброты, из
человеческого понимания. Заключенные, не считающиеся ни с чем, идут на все и
именно здесь они находят слабое место и предпринимают прорыв. Поскольку
заключенный в целом духовно превосходит низший надзирательский и охранный
персонал, он быстро находит слабое место в лице добрых, но ограниченных
натур. И это - обратная сторона непомерного добродушия и легковерия по
отношению к заключенным. Один-единственный знак человеческого участия к