"Рудольф Гесс. Комендант Освенцима. Автобиографические записки " - читать интересную книгу автора

нарушалось особыми событиями. А это противно моей беспокойной натуре, моя
прежняя жизнь была гораздо более бурной.
Например, в первые два года тюрьмы важным событием становилось
получение раз в квартал дозволенных писем. Я заранее волновался, думал о
письме, пытался представить все его подробности. Письмо приходило от моей
невесты, вернее, тюремная администрация так считала. Это была сестра моего
товарища, я никогда не видел эту девушку, и прежде ничего о ней не слышал. А
поскольку я мог обмениваться письмами только с родственниками, товарищи еще
в Лейпциге обеспечили меня "невестой". Все годы моего заключения эта девушка
верно и храбро описывала мне все события в кругу наших знакомых и передавала
им новости от меня. Но я так никогда и не смог привыкнуть к мелочным и
изощренным придиркам надзирателей; самые изобретательные из них постоянно
держали меня в состоянии сильного напряжения. Старшие служащие тюрьмы,
вплоть до директора, всегда обращались со мной вежливо. Как, впрочем, и
большинство надзирателей, с которыми я имел дело все эти годы. Только трое
из них по политическим мотивам (они были социал-демократами) придирались ко
мне везде, где только могли. Часто это были придирки по сущим пустякам, и
все же это задевало меня очень сильно. Меня это оскорбляло больше, чем если
бы меня избивали. Несправедливые, злобные и умышленные придирки причиняют
каждому заключенному с чуткой душой и сложной внутренней жизнью гораздо
более сильные страдания, чем физические действия. Они угнетают сильнее
рукоприкладства. Я часто пробовал игнорировать их - мне это не удалось.
Я привык к грубому обхождению надзирателей, которые тем больше
упивались возможностью произвола, чем они были примитивнее. Я привык охотно
и даже с внутренней усмешкой выполнять часто бессмысленные распоряжения этих
во всех отношениях ограниченных чиновников. Я привык к подлым манерам
поведения большинства заключенных. Но я так и не привык - хотя и встречался
с этим ежедневно - спокойно воспринимать легкомысленное, подлое отношение
заключенных к тому, что для многих людей было свято; эти проявления
становились особенно болезненными, когда заключенные замечали, что кому-то
из сокамерников их выходки причиняют страдания. Это нервировало меня всегда.
Хорошая книга во всякое время становилась моим добрым другом. В прежней
суетной жизни у меня не было ни времени, ни возможности для чтения. Но в
одиночном заключении я все это получил - особенно в первые два года
отбывания наказания. Оно стало для меня отдыхом, над книгами я мог забыть
всю свою прежнюю жизнь.
По прошествии двух лет, которые протекли довольно однообразно, со мной
стали происходить довольно странные вещи. Я начал время от времени
становиться очень раздражительным, нервным и легко возбудимым. Мной
овладевало отвращение к работе, она у меня не получалась, и я ее все время
переделывал. Я не мог есть, меня тошнило от каждого куска, который я пытался
проглотить вопреки собственной воле. Я больше не мог читать и вообще не мог
сосредоточиться. Я метался по своей камере подобно дикому зверю. Я больше не
мог спать, хотя прежде спал хорошо и почти всю ночь проводил без сновидений.
Мне приходилось вставать и беспокойно ходить по камере. Если же от усталости
я падал в постель и засыпал, то вскоре просыпался весь в поту от кошмаров,
которые меня посещали. В этих кошмарах я долго убегал от каких-то
преследователей, меня убивали, расстреливали, либо я падал в пропасть. Ночи
стали для меня пыткой. Час за часом слушал я бой часов на башне. Чем ближе
становилось утро, тем больше страшил меня наступающий день и люди, которые