"Рудольф Гесс. Комендант Освенцима. Автобиографические записки " - читать интересную книгу автора

связанных с ним размышлений, и снова просились обратно, в трясину большой
камеры. В тюрьме были возможности сидеть в одной камере втроем. Однако трех
заключенных, способных долго выносить тесное общение друг с другом, не
находилось. Эти небольшие сообщества со временем неизбежно должны были
развалиться. Я такого длительного общения не испытал Длительное заключение
даже самого добродушного человека делает обидчивым и неуживчивым, даже
грубым. Однако при столь тесном сожительстве эта грубость передается другим.
Не только заключение само по себе, но и монотонная размеренность
повседневной жизни, длительное принуждение к исполнению бесчисленных
предписаний, окрики и ругательства множества надзирателей и ничтожеств - это
угнетает серьезно настроенных заключенных, подавляет размышления о будущем,
о жизни после освобождения. А их разговоры крутились в основном вокруг
этого. "Войдем ли мы снова в обычный мир, или он оттолкнет нас?" - вот что
их беспокоило. Если они к тому же были женаты, их также грызли заботы о
семьях. Например: выдержит ли жена столь длинную разлуку? Все эти вещи
глубоко угнетали заключенных, они не могли освободиться от своих мыслей даже
в повседневной работе и при чтении серьезных книг на досуге. Нередко это
приводило их к душевным расстройствам или к попыткам самоубийства без
какого-то внешнего повода. Под таким поводом я подразумеваю плохие новости с
воли, развод, смерть близкого человека, отклонение прошения о помиловании и
др.
Но и шаткие, слабые характеры переносили заключение нелегко, потому что
их душевные порывы слишком сильно зависели от действий извне. Пара льстивых
слов старого вора, пачка сигарет могли поколебать благие намерения,
заставить забыть о них. И наоборот, хорошая книга, серьезное мероприятие
заставляли таких заключенных углубляться в свои мысли.
На мой взгляд, многих заключенных можно было бы снова поставить на путь
истинный, если бы высшие чиновники были больше людьми, чем чиновниками.
Особенно это касается пастырей обеих конфессий, которые благодаря уже одной
только перлюстрации писем имели представление о душевных конституциях и о
самочувствии своих овечек. Но все эти чиновники поседели и отупели от
однообразия своей службы. Они не видели подлинных нужд тех, кто
действительно прилагал усилия для своего исправления. А если заключенный
находил мужество, чтобы попросить у своего духовника совет для разрешения
душевного конфликта, духовник его больше не принимал: ему следовало
разыгрывать кающегося грешника, чтобы заслужить помилование.
Конечно, служащие тюрьмы были научены горьким опытом своих попыток
деятельного сострадания. Даже самый распущенный преступник становился
благочестивым, когда начинали рассматривать кандидатуры на помилование, и у
него появлялась хотя бы малейшая перспектива.
Бессчетное количество раз я слышал разговоры заключенных, в которых они
жаловались друг другу на недостаточную помощь со стороны тюремной
администрации.
Воздействие наказания на психику этих, серьезно настроенных
заключенных, желавших исправиться, было гораздо большим, чем могло быть
физическое воздействие тягот заключения. В отличие от легкомысленных натур,
они были наказаны вдвойне.
После стабилизации политической и экономической обстановки, после
окончания инфляции, демократическое мировоззрение стало распространяться в
Германии все шире. Наряду со многими другими мероприятиями правительства в