"Рудольф Гесс. Комендант Освенцима. Автобиографические записки " - читать интересную книгу автора

потому что они не хотели мириться с внутрикамерным террором, а также те,
которые кого-то предали - "включили лампы", - и теперь боялись мести, для
них это был вид охранного ареста. Теперь я вечер за вечером мог слушать их
беседы. И эти разговоры позволили мне проникнуть глубоко в души заключенных.
Позднее, в последний год моего заключения, когда я работал первым писарем в
финансовой части, и благодаря постоянным ежедневным встречам познакомился с
ними еще ближе, выводы их моих наблюдений многократно подтверждались.
Подлинно профессиональный преступник отрекается от нормального общества
из-за своих наклонностей. Он воюет с обществом, потому что совершает
преступления. Он не желает вернуться в общество, он любит преступный образ
жизни и свою "профессию". Чувство сопричастности он признает только из
соображений выгоды, а также под принуждением. Подобным образом девка
относится к своему сутенеру. Понятия преданности и веры смешны для него
точно так же, как и понятие собственности. Осуждение и лишение свободы для
него лишь полоса неудач, нечто вроде спада производства, авария - ничего
больше. Свое заключение он старается сделать по возможности занимательным,
забавным. Поскольку он знаком со многими тюрьмами, с их особенностями, с
авторитетными тюремщиками, он пытается устроиться там, где ему будет лучше.
Я считаю его уже не способным повиноваться добрым порывам сердца. Любую
попытку добром наставить его на путь истинный он отклоняет, хотя иногда, из
тактических соображений, ради досрочного освобождения, он маскируется под
кающегося грешника. Он неотесан и подл, он счастлив, когда попирает ногами
чужие святыни.
Вот конкретный пример. В 1926/1927 гг. в тюрьме была введена
гуманно-прогрессивная система исполнения наказаний. Среди прочего по
воскресеньям в тюремной церкви давались концерты, в которых принимали
участие главные силы берлинской сцены. Однажды прославленная берлинская
артистка исполняла "Ave Maria" Гуно с таким мастерством и нежностью, которые
я редко где встречал. Большинство заключенных это полностью захватило, даже
закоренелые были потрясены музыкой. Но не все. Едва угас последний звук, за
моей спиной один старый распутный малый сказал соседу: "Слушай, Эди, а
интересные бриллианты!" Такое действие на преступника оказало это поистине
идущее к сердцам послание. Асоциальные в буквальном смысле слова.
Среди этой массы типичных профессиональных преступников находилось
огромное количество заключенных, которых нельзя было к ним причислить.
Пограничные случаи. Те, кто уже были затянуты в воронку заманчивого,
приключенческого мира преступлений, и другие, которые изо всех сил
противились раскинутым сетям, соблазнам, сверкающим фальшивыми огнями. И
наконец, оступившиеся в первый раз, слабые натуры, на которые
воздействовали, соперничая друг с другом, давление тюрьмы и внутренние
переживания. Души этих групп носили в себе множество отпечатков человеческих
чувств всех степеней и тональностей. Часто они впадали из одной крайности в
другую.
На легкомысленные натуры наказание не производило впечатления. Они не
испытывали угрызений совести, но продолжали жить по-прежнему бодро. Не
заботясь о будущем, они скользили по жизни дальше, до тех пор, пока снова не
попадались. Совсем иначе вели себя серьезные натуры. Наказание угнетало их
невероятно, они никогда не привыкали к своему положению. Они пытались
бороться с воздействием порочной атмосферы общей камеры. Но большинство из
них не выдерживало одиночного заключения, они боялись одиночества и