"Герман Герстнер. Братья Гримм " - читать интересную книгу автора

первоначального, столь же последовательно снижалась научная ценность
гриммовского сборника. Тем не менее ряд сказок остался в первозданном виде,
в некоторых из них была сохранена живописная диалектная окраска языка, в
сборнике содержались сведения о том, где, когда и в чьем пересказе была
записана та или иная сказка, а издание 1822 года Вильгельм снабдил
примечаниями, в которых, кроме текущих пояснений к сказкам, мы находим
теоретические обобщения, уже содержащие общие контуры мифологической теории
братьев Гримм.
У завзятых любителей фольклора и ученых, естественно, особый интерес
проявлялся именно к первому изданию сказок. Но оно быстро разошлось и со
временем стало библиографической редкостью. Большой радостью для
исследователей немецкого фольклора было известие о том, что в одном из
монастырей Верхнего Эльзаса найдена первая рукопись сказок братьев Гримм.
История этой находки такова. 2 июля 1809 года, а потом еще раз, 3 сентября
1810 года, Брентано, решивший заняться изучением сказок, просил братьев
Гримм прислать ему собранные ими материалы. У Гриммов не было оснований
отказать Брентано, и в конце октября 1810 года они послали ему копию
рукописи с просьбой вернуть после ее использования. Но получилось так, что
Брентано не возвратил ее Гриммам. Много лет спустя его бумаги вместе с
рукописью попали в Эленбергский монастырь траппистов и чудом сохранились.
Основная же рукопись, с которой Гриммы изготовили копию для Брентано, не
сохранилась - после выхода в свет сборника сказок она, по всей вероятности,
была уничтожена за ненадобностью. "Эленбергская рукопись", как ее теперь
называют, содержит 25 сказок, записанных Якобом, 14 - Вильгельмом и 5 - их
знакомыми, а также несколько преданий и фрагментов. Сказки по тексту этой
рукописи были изданы Йозефом Леффцем в 1927 году в Гейдельберге и переизданы
Манфредом Леммером в 1963 году в Лейпциге.
"В каждой сказке есть элементы действительности", - писал В. И. Ленин1.
Несмотря на подчеркнутую фантастичность повествования, на якобы полный отрыв
от логики и фактов повседневной жизни, ее забот и проблем, на нарочитую
"несерьезность", в ней прямо или косвенно отражается жизнь народа, круг его
интересов, система ценностей, его идеалы, его культура. Несмотря на
"запрограммированную" непритязательность повествования, в сказках нетрудно
найти самые жесткие жизненные реалии, отражающие антагонизмы бедности и
богатства, власти и бесправия.
Многие любители фольклора отмечают обилие "жестоких сцен" в гриммовских
сказках. С этим трудно спорить, но не стоит торопиться идти по пути
скороспелых и поверхностных умозаключений (что-де поскольку в сказке
отражается душа народа, то, следовательно, ей, видимо, не чужда эта
жестокость). Природа этого явления совсем иная - просто в гриммовских
сказках пусть несколько больше, чем в сказках других народов, нашло свое
отражение глубоко укоренившееся, смутное и бессознательное ощущение
присутствия жестокости в круговороте самой повседневной жизни, где каждого
человека на каждом шагу подстерегает смерть, болезнь, несчастный случай,
большие и малые катастрофы, войны, стихийные бедствия и тому подобное.
Иногда читателя гриммовских сказок озадачивает то, что некоторые из них
повторяют сказки других народов. Так, например, среди сказок братьев Гримм
есть своя "Золушка", "Красная Шапочка", "Спящая красавица", то есть варианты
известнейших сказок Шарля Перро. Но надо сказать, что наличие сходных
сюжетов и мотивов - вещь вообще характерная для народной сказки, да и для