"А.Герман, С.Кармалита. Что сказал табачник с Табачной улицы " - читать интересную книгу автора - Эй, как вас там? Ты, благородный, бумаги предъяви.
- Я мог бы идти быстрее, - сказал Киун неестественно бодрым голосом. - Вздор, - сказал Румата. Они уже проехали рогатки, впереди опять унылые кусты, развилка и пустая дорога. Сзади стучат копыта. Румата развернул коня - двое Серых скакали по прямой, двое обходили через болота и кусты. - Пьяное мужичье, - Румата сплюнул. - Неужели тебе никогда не хочется подраться, Киун? - Нет, - говорит Киун, - мне никогда не хочется драться. Два всадника, которые скакали по прямой, разом остановились, крутясь на месте; копыта выбрасывали грязь. - Эй ты, благородный, а ну предъяви подорожную... - Хамье, - стеклянным голосом сказал Румата, - вы же неграмотные... - Он потянулся, будто расправляя лопатки, и подал жеребца вперед, выехав из тени большого дерева. - И кто разрешил смотреть мне в глаза?.. Солдаты подняли топоры, попятились. Вдруг один ловко развернулся и, нахлестывая лошадь, поскакал назад. Другой все пятился, опустив топор. - Это значит, что же? Это значит благородный дон Румата? - Теперь он ехал боком. Из двух солдат, заходящих сзади, один тоже успел развернуть лошадь и уже скакал большим кругом обратно. Когда Серый пролетал мимо Руматы, Румата в него харкнул. Другого неладная вынесла на дорогу. - Служба такая, благородный дон, - он был почти мальчишка, - оттуда книгочеи бегут, там Арата с мужиками рудник поджег. - И вдруг провел пальцем призраком пролетел мимо Руматы. Теперь на дороге Румата был один. - Киун, - крикнул он, - эй, Киун. Никто не отозвался. Только трещали и колыхались кусты там, где Киун пробирался напролом. Румата засмеялся и тронул лошадь. Кончик длинного прута неярко тлел в темноте. Искусство ночной езды по Икающему лесу состояло из многого, в том числе и из того, чтобы горящий кончик не отвалился. Румата медленно опустил руку и коснулся полупотухшим огоньком черной в ряске болотины. Болотина засветилась, огонь побежал в глубину и вширь, осветил голову лошади, белый рукав, а потом всего Румату, въехавшего в этот свет и в этот лес с горящей стоячей водой. Огонь был недолог, покуда выгорал газ с поверхности. Постепенно лошадь, и Румата, и белая его рубашка, и прут с тлеющим наконечником опять стали погружаться во тьму, и, когда наконец тьма их уничтожила, повторилось то же: легкий полет огонька - кончика длинной ветки, треск, похожий на икоту, и поспешный бег огня над водой. Лошадь сделала два шага и резко встала, так что Румату качнуло. У толстого дерева, привалясь к стволу спиной, сидел человек и, приоткрыв рот, смотрел на Румату. Ноги человека были вытянуты и перекрывали тропинку, отраженные огоньки бегали по наколенникам и отражались в глазницах. Конь переступил, задев, видно, какой-то корень, человек шевельнулся, из полуоткрытого рта его поспешно выскочил и пошевелил усами небольшой жирный жучок. Человек посидел недолго и упал на живот - в спине торчала длинная толстая стрела. Он был при кольчуге и каске, только коня не было. |
|
|