"Елена Георгиевская. Инстербург, до востребования " - читать интересную книгу автора

"Дорогая Ксюша!
Вышли мне, пожалуйста, до востребования серый костюм и рубашку (в
шкафу). Еще свитер чёрный, он не поместился в чемодан, и рублей около ...,
если тебе не трудно. Я тут задолжал некоторым людям, а так у меня всё в
порядке. Проверь еще раз, все ли бумаги я забрал.
Александр".

- А я тебе что говорила? - осведомилась жена мамашиного старшего брата,
приехавшая в военный городок пособолезновать (позлорадствовать). Брат на
днях умер от инфаркта, и его супруга на кладбище посвятила Ксении
сентиментальную речь в стиле "за гробом всё забыто". - Он не стал психом,
пойми это. Он всегда им был. Я тебе говорила: выходить замуж надо было за
Лёву Шульмана!
Итак, отец переехал в бывший Инстербург к сомнительной бабе, с которой
познакомился по объявлению; это была полунемка-полуполячка, и с крышей у неё
тоже были проблемы. Ксения увлеклась околоеврейской деятельностью, и в доме
теперь постоянно толклись посторонние полуседые кудрявые тётки с выпусками
"Алефа" в потёртых сумках; всё бы ничего, но они пытались доставать Асю
нотациями о вреде общения с мальчиками, коротких юбок, мальчишеских джинсов
и чтении книг маркиза де Сада, которые мать находила в её комнате.
- Да ну их всех на хуй, - сказал учитель математики, снабжавший Асю
книгами маркиза де Сада; не стоит уточнять, какие у них к одиннадцатому
классу сложились отношения. - Тебе надо уехать в Кёниг или в Москву, а что
касается еврейского вопроса, то как к нему относиться - твоё личное дело.
Она так и сделала - уехала сначала в Кёниг, потом - получать второе
высшее в Москву. Мать к тому времени вышла замуж за еврея-инженера из
курортного местечка недалеко от Куршской косы, и Ася настояла на том, чтобы
квартиру в Б. продать, а деньги поделить. Общаги ей успели жутко надоесть:
что хорошего, если рядом с тобой всё время какой-то чужой человек, с которым
ты не делишь, как говорится, ни хлеб, ни постель; который тебе на фиг не
нужен, и от которого никак не избавиться? В семнадцать к этому относишься
как к забавному новшеству, но, по большому счёту, тебе плевать. В двадцать с
лишним к этому относишься как к данности, но сам факт наличия рядом
постороннего тебя раздражает. Жильё, предоставляемое творческой молодежи,
скажем, на журфаке - это, в лучшем случае, двухместные камеры, где сосед, в
лучшем случае, относится к тебе, как Сальери - к Моцарту, а в худшем - как
Моцарт - к Сальери: можно представить себе, как тяжело, наверно, ощущать
себя малоталантливым тружеником рядом с одарённым раздолбаем. Но третий - и
самый распространенный - вариант: два бездарных раздолбая. Не будем
рассматривать этот вариант. Мы вообще пока не будем поднимать эту тему.
После полугода скандалов с матерью Ася перепродала квартиру, добавила
денег, заработанных в Москве, и купила гостинку недалеко от кладбища и
тюрьмы. Ей страшно хотелось отдохнуть от посторонних людей. Ей это не
удалось. Кодовый замок в подъезде некоторое время был, но потом его
выломали. Стены были тонкие, как грань, отделяющая шизофреника от
нестандартно мыслящего пассионария; за этими стенами, не умолкая, орали,
слушали попсу и шансон, били посуду и морды, а ещё у этой пэтэушной мрази
была привычка вырубать у соседей свет. Просто так, не со зла. Ася бы с
удовольствием четвертовала того, кто придумал вешать счётчики в коридор, но
это убожество, кажется, умерло ещё в брежневскую эпоху.