"Игорь Гергенредер. Антинормандская Великорось" - читать интересную книгу автора

ничего земного... над ними олимпийский венок немецких великих княжон с их
братцами, дядюшками, дедушками".
Высказывания на этот счёт идеологов разных направлений не противоречат
одно другому, а лишь друг друга дополняют. Вот каков представитель
германского племени у Достоевского:
"Андрей Антонович фон Лембке принадлежал к тому фаворизированному
(природой) племени, которого в России числится по календарю несколько сот
тысяч и которое, может, и само не знает, что составляет в ней всею своею
массой один строго организованный союз. И, уж разумеется, союз не
предумышленный и не выдуманный, а существующий в целом племени сам по себе,
без слов и без договору, как нечто нравственно обязательное, и состоящий во
взаимной поддержке всех членов этого племени одного другим всегда, везде и
при каких бы то ни было обстоятельствах. Андрей Антонович имел честь
воспитываться в одном из тех высших русских учебных заведений, которые
наполняются юношеством из более одаренных связями или богатством семейств
/.../ учился довольно тупо /.../ карьера его устроилась. Он все служил по
видным местам, и все под начальством единоплеменников /.../ умел войти и
показаться, умел глубокомысленно выслушать и промолчать, схватил несколько
весьма приличных осанок, даже мог сказать речь, даже имел некоторые обрывки
и кончики мыслей, схватил лоск новейшего необходимого либерализма". ("Бесы".
Часть вторая. Глава четвертая).
Приведя цитату из Достоевского, невозможно, разумеется, не обратиться к
Льву Толстому. В его рассказе "Божеское и человеческое" читаем о
генерал-губернаторе Южного края: "здоровый немец с опущенными книзу усами,
холодным взглядом и безвыразительным лицом". Его прототип Тотлебен в 1879
отправил на виселицу троих народовольцев, обвинявшихся в подготовке
покушения на Александра II. Толстой говорит то, что стоит перечитать и
задуматься. Немец вспомнил "чувство подобострастного умиления, которое он
испытал перед сознанием своей самоотверженной преданности своему государю".
В рассказе Гаршина "Из воспоминаний рядового Иванова" капитан Венцель,
убеждённый, что есть только одно средство быть понятым русскими солдатами -
кулак, - избивает их до полусмерти, выделяясь лютостью среди офицеров.
Солдаты, переделав его фамилию на свой лад, за глаза зовут его "Немцевым".
Нет ни одного значимого писателя XIX века, который не коснулся бы
вопроса о "колбасниках". Но я ограничусь тем, что приведу ещё лишь сказанное
Маминым-Сибиряком в романе "Горное гнездо" о заводоуправителе Майзеле:
"Его гладко остриженная голова, с закрученными седыми усами, и военная
выправка выдавали старого военного, который постоянно выпячивал грудь и
молодцевато встряхивал плечами. Красный короткий затылок и точно обрубленное
лицо, с тупым и нахальным взглядом, выдавали в Майзеле кровного "русского
немца", которыми кишмя кишит наше любезное отечество".
Недовольным из числа русских надо бы сердиться на своих Обломовых,
благодаря чьей лени карьеру в России делали и шведы, и голландцы, и другие
западные европейцы: все те "варяги", кому одинаково завидовали, на кого
копилась и копилась злоба.
Национализм особенно обострялся в армии. Было время, Ермолов ответил
Александру I, спросившему, какой он хотел бы награды: "Произведите меня в
немцы!" Генерал Скобелев в последней трети XIX в., не находя фраз
остроумнее, своё отношение к "немчуре" выражал в иной манере.
Как правило, поносимые не терялись в этой обстановке, немало их во