"Игорь Гергенредер. Антинормандская Великорось" - читать интересную книгу автораослабевало. Сколько раз мне доводилось слышать и читать, что прошение
звучало не так, как я передаю его. Что Синеуса и Трувора не существовало. Что Рюрик являлся не норманном, а варягом и причём таким, какие на самом деле не варяги, а русы. Когда "нормандской теории" доставалось по первое число, нельзя было не заметить, хотя бы в семидесятые годы, до чего же соответствует времени прилетевшее из глуби веков: земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет, придите к нам и правьте нами. В той сволочной жизни не могло не быть тех, в чьём сердце не шевельнулся бы позыв прошептать это. Уж больно отвратительно правили те, кто занял место норманнов. Нормандская теория, таким образом, звала размышлять: кто правит? Сопоставим этот вопрос с другим - верна она или нет - и перенесём оба вопроса во время, когда теория была выдвинута приглашенными в XVIII веке в Россию немецкими учёными Г.Байером, Г.Миллером и А.Шлёцером и "опровергнута" Ломоносовым. Российской империей правили... нет, не Романовы, а фон Гольштейн-Готторпы. Романовы вымерли. Пётр Великий оставил единственного наследника мужского пола - внука по имени Пётр. Он умер в 1730 году и с ним оборвалась мужская линия Романовых. Были у Петра Великого и две дочери: Анна и Елизавета. Анна вышла замуж за герцога Карла Фридриха фон Гольштейн-Готторпа, в старом добром германском городе Киле родила Карла Петера Ульриха и через три месяца умерла от родильной горячки. Вдовец не оказался долгожителем: покинул бренный мир, когда Карлу Петеру Ульриху исполнилось одиннадцать лет. И вот он, государь Гольштейна, в 1762 году был объявлен русским царём Петром Фёдоровичем Романовым. Жена Карла Петера Ульриха, немецкая принцесса, стала Екатериной II. Гольштейн-Готторпов, тем самым подтвердив, что так же было и с норманнами. Пусть лучше правит чужеземец, нежели свой, который не в силах доказать, что его род знатнее твоего. По душе пришлась династия и дворянству, которое было освобождено от государственной службы и могло наслаждаться жизнью благодаря труду крепостных. У Пушкина в "Капитанской дочке" помещик Гринев праздно живёт в своём имении, в то время как его друг-немец, дослужившись до генеральского чина, не покидает армию, несмотря на старость. Немцы стали необходимы на местах, освобождаемых Обломовыми, которые полёживали на своих диванах, и Герцен, обуянный русским патриотизмом, несмотря на то, что у него самого мать была немкой, писал в статье "Русские немцы и немецкие русские": "Не знаю, каковы были шведские немцы, приходившие за тысячу лет тому назад в Новгород. Но новые немцы, особенно идущие царить и владеть нами из остзейских провинций, после того как Шереметев "изрядно повоевал Лифлянды", похожи друг на друга, как родные братья". Раздражение Герцена, по мере того как он углубляется в задевающую русское самолюбие тему, усиливается: "Собственно немецкая часть правительствующей у нас Германии имеет чрезвычайное единство во всех семнадцати или восьмнадцати степенях немецкой табели о рангах. Скромно начинаясь подмастерьями, мастерами, гезелями, аптекарями, немцами при детях, она быстро всползает по отлогой для ней лестнице - до немцев при России, до ручных Нессельродов, цепных Клейнмихелей, до одноипостасных Бенкендорфов и двуипостасных Адлербергов (filiusque - и сына - лат.). Выше этих гор и орлов ничего нет, то есть |
|
|