"Игорь Гергенредер. Солженицын и Шестков" - читать интересную книгу автора

знатный. Холодненький и с хренком. И смальца на ем как песочек лежит", -
вкусно звучит народный говорок старичка Типенко. И угощает внезапным:
"Блокаду пережил /.../ Ленинградский я, понимаешь. Думашь, там все, как в
книжках написано, было? Героизм защитников? Хрен им в рыло. Людей мы ели.
Студень из трупов варили. Понятно? Иначе никто бы не выжил. Все, кроме
холуев сталинских, эти в три морды жрали. Была у нас соседка, Броня /.../ У
меня с ней до войны было /.../ Умерла Броня в феврале сорок второго. Ну так
мы дверь к ней и взломавать не стали. У меня ключ был. Перетащили мебеля к
нам. Порубили на топку. И труп забрали... (потрясающе значимо в
характеристике персонажа: труп упоминается во вторую очередь, после
мебели! - И. Г.) Я топором ее расхрякал. На буржуйке варили. В кастрюле.
Несколько кусков мяса я на рынке на соль и хлеб обменял. Говорил - конина.
Потом все забыли. Из головы вон. Жить хотели. А вот как заболел, стала ко
мне Броня приходить. Ты, Егорыч, говорит, меня ел, теперь и мне твоего мяса
поесть охота..."
Болото забытого, "выброшенного вон из головы" оказывается не бездонным.
Но дно открывается при погружении, которое есть не что иное, как взлет -
когда Игорь Шестков дает с высоты увидеть типичность вины, наполняющей
время. Типично и то, что виновные признают себя таковыми слишком поздно -
становясь сверхпредельно чуткими. Невыразимая мука для них - близость
приходящих за ответом. Право пришедших неоспоримее безысходности.
Этим рассказы Игоря Шесткова противопоставляются "Одному дню Ивана
Денисовича". Разве же можно вообразить, чтобы Ивану Денисовичу, каким его
сотворил Солженицын, хотя бы приснилось, что он пришел за ответом к тому,
кто причинил ему зло? Солженицынский герой нарисован пальцем на сахарном
песке. Потому-то в сегодняшней российской жизни не видать внуков Ивана
Денисовича - тружеников, которые испытывали бы радость от хорошо сделанной
работы, независимо от оплаты и условий быта, и были бы убеждены: "Легкие
деньги - они и не весят ничего".
Зато внуки старичка Типенко заявляют о себе своими делами. Внуки тех,
кто варил студень из трупов соседей, - у власти. Кто иной распорядился бы
устроить громадную городскую свалку на костях солдат, погибших за
освобождение Ленинграда? Об этом - в статье Виктора Правдюка "За что?" (16
января 2009), см. http://www.ej.ru/?a=note&id=8745
"Кратчайшая дорога к Неве от Гайтолово - Мги шла через Синявинские
высоты, которые были сверхтщательно укреплены противником. И наши бездарные
кулики и мерецковы укладывали здесь одну дивизию за другой /.../ Конечно,
павших после этих гиблых атак не хоронили и не пытались хоронить. По оценкам
групп фонда "Поиск", лежат там между Гайтоловым и Мгой около ста тысяч наших
солдат /.../ Бесполезные жертвы рождают неверие. Неверие - кризисная фаза
развития народа, цепная реакция распада, сорванный стоп-кран, из-за чего
состав летит под откос. Бесполезные жертвы - это генетический беспредел,
бесовский разгул /.../ Судя по всему, мы хотим продолжать лгать, в очередной
раз прикрыть мусором наши напрасные жертвы /.../ именно на самом болевом
участке той безумной войны великий город решил учредить свалку. - Виктор
Правдюк сообщает в заключение: ...восемь мусоровозов (пока я пишу эти
строки) уже вывалили свой груз на землю, усеянную костями тех, кто отдал
жизнь...
За что они отдали жизнь, господа?.."
Так ведь сказано уже было: бесовский разгул. А до того: генетический