"Игорь Гергенредер. Селение любви" - читать интересную книгу автора

Валтасар искал возможности противостоять будням. Необходимо было поставить
между собой и ими приемлемую цель как источник положительных эмоций.
Воображение свелось со здравым смыслом на случайности - на мне, и в голубой
тени проглянул луч красивой свободы - свободы доброго решения.
День, в который я стал знамением овеществленного вызова плену,
пригвоздил меня к стулу чувством, вызывающим особенную, невыразимую
потребность молчать. Я сидел в кабинете Валтасара, а он стоял страдающий,
худой, какой-то обдерганный, усиленно опираясь рукой о письменный стол,
накрытый листом плексигласа. Только что мне было сообщено о смерти матери.
Помедлив, он обжег мою щеку прикосновением ладони, взял со стола
справку, присланную из далекой больницы, и как бы забыл, зачем держит бумагу
в руке. С выражением нервной ломоты прочитал, что смерть моей матери
наступила от воспаления легких, осложнившего послеоперационное состояние.
В дверь постучали, и он впустил пожилого коренастого человека,
седеющего, кудрявого, в рубахе навыпуск с длинными карманами на груди,
которые оттопыривались от насованных в них записных книжек и прочей бумажной
всячины. По тому, как переглянулись Валтасар и гость и как вошедший
посмотрел на меня подавленно-смолкшими глазами, чувствовалось: он все знает.
Пенцов получил справку не сегодня и, прежде чем передать известие мне,
встретился с друзьями, обдумал и обсудил круг вопросов. Приход гостя был
обговорен. Присев на стул, тот, из деликатности не обращаясь прямо ко мне,
сказал довольно понуро, что человек должен быть стойким перед лицом
несчастья. Стало натянуто-тихо. Лицо гостя вдруг покраснело, беглым
движением выразив недовольство неловкостью.
- Чем это у вас так смердит в коридоре? - обратился он к Валтасару
ворчливо.
Тот объяснил с раздражительной мрачностью:
- В одном конце - уборные, в другом - кухня. Заменитель масла подгорает
ароматно.
- Раньше не замечал такой вони...
- Вы не приходили в это время. Ну так что, Илья Абрамович, - продолжил
Валтасар по-деловому, - я уже прозондировал и теперь, что вы скажете... - он
назвал денежную сумму. - Можно будет собрать?
Они заговорили о том, зачем нужны деньги. Разговор этот - с
недомолвками, с оглядкой на меня - остался тогда мною не понятым. Дело же
относилось к запрещению советским законом усыновлять физически неполноценных
детей. Следовало склонить к помощи директора учреждения и кое-кого из
чиновников, для чего существовало средство.
Илья Абрамович извлек из нагрудного кармана книжечку, оказавшуюся
весьма ветхой, и в охотной сосредоточенности принялся перевертывать
замусоленные исписанные листки туда и сюда, хмыкая и покрякивая. Занятие
окончилось тем, что он уставил глаза на Пенцова и, внушительно двинув ими
под изломом пробитых сединою темных бровей, с силой кивнул. В кивке было
что-то грозное.
- Соберем! - с категоричностью сказал Илья Абрамович.
Валтасар как-то странно осмотрительно, словно ощущая тревожную помеху,
обогнул письменный стол и сел за него.
- Арно, подумай и скажи... Хотел бы ты жить у меня и Марфы? Жить как
родной сын?
Мое сердце стукнуло, неожиданным выстрелом кинув кровь в виски. Меня