"Игорь Гергенредер. Стожок на поляне ("Комбинации против Хода Истории", #6) (про гражд.войну)" - читать интересную книгу автораво мне и стронулось всё от пяток до темени. Выжил - и не за границей, на
нашей родной земелюшке выжил: ай ли не радость?! Вот, думаю, чья душа - коли откроется - верняк покажет! Витун ищуще прилип взглядом к лицу Ноговицына: - Уж никак не поверю, Сергей Андреич, что нет у вас злости на тех, кто ваше дорогое, рапрекрасное отнял. А коли обманываете... про жар-то, хе-хе, - то и у вас, - он хищно хихикнул, - и у вас в душе - тяга завыть. Вот и показала душа верняк! Значит, вместе нам легче будет. С вашей-то головой мы им в сто раз больше урону нанесём! Желаете, по финчасти приставим? Или в нарпит? А то - по заводам охвостья Промпартии выявлять. Всё в наших возможностях. У Руднякова - какие главари в друзьях! Смирнов - он в Оренбуржье, в девятнадцатом - ого! - шесть тыщ казачьих семей расстрелял. Сокольников! Осенью восемнадцатого, в Ижевске, - пустил в расход семь тыщ рабочих. Белобородов - обеспечил распыл царского семейства. А разве не поделом? Царь-то, сами сказали, и довёл до всего... - Болтлив стал, Витун. Привскочил, оправляя френч: - Виноват! А я вам водочки привёз. В седельной сумке - мигом... - Не надо. - Отвыкли никак? - помолчал. - Чем пробавляетесь-то? Квас - вон, а хлебушек?.. Не скажете, знаю. Характер. "Смирения мне! Смирения..." - А вы у меня не одни здесь. Вон чего активист мой тутошний доносит! - такого Степана Калистратова? Коровёнкам хвосты крутит. Ликбез - впрок. Стал читать, навалясь грудью на стол, подставляя бумагу под свет лампы: - Тихон Ханыкин владает двумя лодками и вражески агитировает, что над обчим стадом поставлен вредный пастух... - развеселился, большое мясистое лицо замаслилось в ухмылке. - Сторож с пристани Ксенофонт Лялюшкин скрывает, что сын дьячка, от мово трезвого глазу, какой поставлен сверху начальством, подпольно укрывает кролей числом пять. Наклонился ниже, разбирая каракули: - Отказал сдать в колхоз лайку прозваньем Злодей, в какой лайке нуждаемы для шапок и другой обувки. А его прежнего кобеля с опасным именем Ругай я бесстрашно заколол вилами за сабантуй, как лаял против заготовки яиц... - в смехе запрокинул голову: - Сабантуй! Видать, хотел сказать - саботаж. Хо-хо-хо-оо! Палец вонзился во впадинку внизу горла - гость дёрнулся, выпучив глаза, зевая, как выловленная рыба, отвалился на пол. Струя кипятку из самовара: вздрогнув, взвизгнул, рванулся. Замычал, замерев. - Не один я у тебя здесь? Сровнял? Не шевелясь, в ужасе глядел снизу на исходящий паром самовар. - Ни чуточки не переменились, Сергей Андреич... - перевёл дух. - Не тешьтесь. Кончайте топором. |
|
|