"Элизабет Джордж. Прах к праху " - читать интересную книгу автора

Возможность откровенничать, не называя предмета откровений, действует
успокаивающе. Единственная моя беда состоит в том, что иногда мне не хватает
слов, и моя мысль оказывается искаженной. Например, я еще не придумала, как
сказать Крису, что я его люблю. Хотя, если бы я и сказала, в наших
отношениях это ничего не изменило бы. Крис меня не любит - в общепринятом
смысле, - и никогда не любил. И не хочет меня. И никогда не хотел. Одно
время я все называла его извращенцем. А еще неудачником, гомиком и имбирным
лимонадом. А он наклонялся вперед, опираясь локтями о колени и сцепив пальцы
под подбородком, и серьезно говорил:
- Прислушайся к своим словам. Обрати внимание на то, что за ними стоит.
Неужели ты, Ливи, не понимаешь, что твоя ограниченность указывает на более
серьезные проблемы? И что самое примечательное, что тебя в этом и винить-то
нельзя. Винить нужно общество. Потому что у кого мы учимся судить об
окружающем, как не у общества, в котором вращаемся?
И я оставалась сидеть с раскрытым ртом. Мне хотелось накинуться на
него. Но не воевать же с безоружным.
Крис возвращается с моими карандашами. Еще он принес чашку чая.
- Феликс принялся за телефонную книгу, - говорит он.
- Как хорошо, что мне некому звонить, - отвечаю я.
Он дотрагивается до моей щеки.
- Ты замерзаешь. Я схожу за одеялом.
- Не нужно. Я уже скоро захочу спуститься.
- А пока... - И он уходит. Он принесет одеяло, закутает меня. Стиснет
мои плечи и, возможно, поцелует в макушку. Прикажет собакам лечь по обе
стороны от моего стула. А сам займется ужином. И когда ужин будет готов,
придет за мной и скажет:
- Могу я проводить мадемуазель к ее столику? Смеркается по мере того
как садится солнце, и в воде канала я вижу отражение фонарей, горящих на
других баржах. Они кажутся мерцающими желтыми овалами, и на фоне их изредка
движется тень.
Тихо. Я всегда находила это странным, потому что должен был бы
слышаться шум с Уорик-авеню, Хэрроу-роуд и мостов, но, видимо, это как-то
связано с расположением ниже уровня улиц, поэтому звуки уходят в другом
направлении. Крис смог бы мне объяснить и даже нарисовать. Иногда мне
кажется, что он выдумывает свои объяснения, которые у него есть на все
случаи жизни. Порой я даже пытаюсь его смутить, перебивая и переспрашивая с
видом смертельной скуки, но тут во мне говорит дочь своей матери. Моей
матери, которая была учительницей английского языка, просветительницей умов.
Именно эту роль Мириам Уайтлоу поначалу играла в жизни Кеннета
Флеминга. Но вы, вероятно, уже об этом знаете, потому что это составляет
часть легенды о Флеминге.
Мы с Кеннетом одного возраста, хотя я выгляжу намного старше. Но
вообще-то наши дни рождения разделяет всего одна неделя, об этом, среди
многих других сведений о Кеннете, я узнала дома за ужином, кажется, между
супом и пудингом. Впервые я услышала о нем, когда нам обоим было по
пятнадцать. Он был учеником в английском классе матери на Собачьем острове.
Жил он в Кьюбитт-тауне, тогда еще с родителями, и то спортивное искусство,
которым он обладал, демонстрировал на влажных от близости реки игровых полях
Милуолского парка. Я не знаю, была ли в его школе крикетная команда. Может,
и была, и Кеннет вполне мог играть в средней школе. Но если и так, то эта