"Валерий Генкин, Александр Кацура. Победитель" - читать интересную книгу автора

зависимости от климата и прочих обстоятельств. Хотите еще кофе, я принесу?
Илья машинально кивнул.
Пышма быстро вернулся и ловко поменял пустую чашку Ильи с растерзанной
сахарной оберткой на новую с венцом бежевой пены.
- Комаров у меня не было,- сказал Илья.
- Верно, комары не у вас.
- А мне нравится.
- Что?
- Комары, штопающие воздух.
- Так и мне они нравятся. Еще как! Но все это - матерьял. А матерьял,
как говаривал один утонченный мыслитель, никогда не спасает произведение
искусства, и золото, из которого отлита статуя, не прибавит ей, знаете ли,
святости. Творение искусства живет формой - ей оно и обязано красотой своей,
глубиной мысли и чувства... Впрочем, вернемся к вашей постройке. Никита
чередует детские воспоминания, передаваемые бумаге, с бесконечными
разговорами. Главный собеседник - этот прораб с говорящим именем. И вот все
тонет в словесах, ни действия, ни поступков...
(Были ли поступки? Никита как раз писал, чтобы выяснить это
окончательно. Где он их только не искал. Заглянул во двор послевоенного
детства - там Толян, мастер на поступки. Никиту он презирал и поколачивал,
да еще не больно, а как-то грязно. Обидно. И этот желтый плевок в школьной
уборной - мерзкая скользкая блямба, впившаяся в ботиночный шнурок.
Огненно-рыжий автор плевка-поступка приказал харкотину не трогать, так идти
в класс.
Зато были смелые письма, полные стихов и намеков. "Люда, люди тоскуют
люто, если их не погладить встречей, небо ясное им не любо, и дожди от тоски
не лечат..." Пока не увидел, как узенькое жало - клик! - выскакивает из
рукояти. У владельца этого инструмента красивые бешеные глаза, худые пальцы
и мать - дирижер с мировой известностью. Очень способный на поступки юноша.
И так далее. Никакого действия. Вернее, противодействия. Хрестоматийный
трус. Это было ясно всем, кроме самого Никиты, и стало открываться ему
только там, в Вытегре, когда, вернувшись с трассы, он садился писать.
- Свет не мешает? - спрашивает Никита Фабера, у которого поселился.
- И что ты каждый раз спрашиваешь,- отмахивался Фома Ильич.- Мне-то
что - глаза закрыл и сплю. И тебе советую. Через работу дурь из головы
выходит, а от писанины мозги засоряются.
Как-то, уже лежа в постели, Фабер спросил:
- Слышь, 'Никита, ты что засмеялся, когда имя мое узнал?
- Говорящее оно у вас.
- О чем говорит?
- О профессии. Хомо фабер - человек-строитель.
- Ишь ты. А твое что значит? - поинтересовался Фабер.
- Мое? - Никита криво улыбнулся.- Мое в переводе с греческого -
победитель.
И человек-строитель засыпал, а победитель продолжал разворачивать
бесчисленные фантики, в которых, как он думал, была упакована истинная его
натура.
- Все речевку выучили? - Зина, старшая пионервожатая, обводит их ясным
взглядом.- Пррроверяю. Айнетдинов!
- "Кто шагает дружным строем? Те, кто новый мир построят..."