"Анатолий Юмабаевич Генатулин. Вот кончится война " - читать интересную книгу автора

пальто, рыжеволосая, похожая на немку. Обратилась она к командиру третьего
взвода лейтенанту Сорокину, видно, приняв его за старшего командира, потому,
наверное, что тот был в трофейной кожаной куртке и кубанке.
- Что, она у вас такая хорошая, что вы за нее беспокоитесь? - спросил
Сорокин с усмешкой.
- Я не говорю - хорошая. Но мы ей зла не хотим. Она нас кормила - ведь
в последнее время мы не работали. Мы домой собираемся, хозяйка обещала дать
нам лошадь и продуктов на дорогу. Пожалуйста, не трогайте ее. Она ужасно
боится русских.
- Передай своей хозяйке: мы с женщинами не воюем. А ты сама кто
будешь? - Сорокин оглядел ее.
- Я была переводчицей.
- А немецкий язык откуда знаешь?
- В школе выучила. Я была способна к языкам.
- А что было здесь?
- Небольшой ресторанчик. Здесь море, курортные места. Летом приезжают
отдыхать.
- Хозяйку все-таки позови.
К нам спустилась хозяйка, немолодая, рослая, с встревоженным, бледным,
в то же время как будто и гордым лицом. Старший лейтенант Ковригин сказал ей
через переводчицу, что мы располагаемся в ее доме, что лошадям нужны будут
сено и овес, что пусть она не боится, Красная Армия с цивильными немцами не
воюет. Немка молча выслушала и ответила, что пусть солдаты берут все, что им
нужно для лошадей. Потом командиры взводов ушли в верхние комнаты, наверное,
к девушкам, в тепло, мы расположились в зале, составили карабины в козлы,
затем пошли накормили коней, к этому времени кухня подоспела, поели
горячего, согрелись и уже надеялись, что нам в эту ночь удастся немного
поспать, но тут пришел комэска (он со своими остановился в соседнем доме),
пришел и приказал взводам окопаться на берегу. И мы, кляня войну, матеря
судьбу, захватив лопаты, пошли на эти самые дюны. Невысокие сосны на дюнах в
темноте казались немцами, поджидающими нас с поднятыми руками. За дюнами,
там, где должно быть Балтийское море, открывался черный провал, край земли,
пучина. Небо и море были одинаково слитно черны, так что я ничего не увидел,
не разглядел в этой черноте. Там, в этом провале, что-то ворочалось, билось,
металось, ухало, гудело.
Окопы надо было копать в полный профиль. Мы копали эти траншеи до
самого утра. Когда рассвело, я наконец увидел море. Я всегда представлял
море голубым, видел его на картинках голубым или зеленоватым, с кораблями,
парусами, а передо мной открылось нечто унылое, чугунно-серое и пустынное до
самого горизонта. Ветер гнал темные, тяжелые волны с пенными макушками к
берегу и с разбегу кидал на песчаную полосу под обрывом, ровную, накатанную,
как степная дорога. Я глядел на это море без интереса, почти безразлично,
после бессонной ночи, от сильной усталости я не мог ни удивляться, ни
радоваться. Утром обнаружилось, что копали окопы не одни мы, то есть не
только кавалеристы, но и артиллеристы рядом на дюнах поставили свои орудия
стволами в море. Значит, опасались морского десанта.
Оставив в траншеях дежурных, мы вернулись в дом, чтобы обогреться,
поесть и поспать немного. Девушки принесли нам полный бидон молока и большой
круг сыра. Девушки были с Украины, из Каменец-Подольска. Баулин все
расспрашивал их, есть ли еще русские женщины в ближайших поселках, городах.