"Анатолий Юмабаевич Генатулин. Вот кончится война " - читать интересную книгу автора

Ребята говорят: пригласи ее на танцы. Потанцевал с ней как-то раз, а после
танцев ребята говорят: "Потанцевал с ней, а теперь провожай". Проводил до
калитки: постоял немного и пошел догонять своих. При выходе из деревни меня
встречают козловские парни. Окружили и говорят: "Бить мы тебя не станем, но
предупреждаем: в Козловку чтобы дорогу забыл, у Зинки есть парень, он тебе
ноги переломает!" Я хотя и действительную отслужил, был старше этих ребят,
но заробел. Вернее сказать, даже не заробел, а просто не в моих привычках
было лезть на рожон и отбивать у парня девку. Мы, Баулины, жили смирно. В
деревне, сам знаешь, без матюков разговора не бывает, а вот я от своего
батьки ни разу не слышал матерщины. Ну, думаю, раз нельзя так нельзя, не
буду ходить. И в Козловке больше не появлялся. Мы в своей деревне зимой в
чьей-нибудь большой избе на посиделки собирались, ну, в картишки резались,
танцевали, за девками приударяли, а летом за амбарами, лужок там был
укромный. Это у нас "улица" называлась. Пришел я раз за амбары, на "улицу",
значит, девушки и парни под ливенку елецкого наяривают. Глядь, Зинка моя
там. Я к ней: "Зина, как ты сюда попала?!" А она так с обидой: "Все по себе
судишь, да? Испугался этих дураков. Еще армию отслужил!" Ну, так началось у
нас. Не я к ней, а она ко мне стала бегать. Потом я узнал, подружки ей
сказали: "Зинка, если такого парня упустишь, дура будешь". Ну, говорю к
осени старикам своим, хочу, мол, жениться. Батя говорит: "Добро, сынок,
действительную отслужил, погулял маленько, теперь можно и остепениться". А
мать против, то есть не совсем против, а в том смысле, что не готовы еще к
моей женитьбе. Изба мала, куда приведешь молодую жену? Надо новую избу
поставить. Да приодеться бы надо. Костюма нет, сапог хромовых нет. Донашивал
все свое красноармейское. Решили повременить с женитьбой. Пока рубили избу,
пока костюм шивьетовый справили, год пролетел. Вдруг бац - финская кампания.
Повестка в военкомат. Так и пошел снова в армию в красноармейской форме.
Вернулся домой по ранению. И вот я женат, у нас ребенок народился, жизнь
настоящая начиналась. Живи, радуйся, ребятишек расти. Не тут-то было. Как
поется в песне: "Киев бомбили, нам объявили, что началася война!" В сорок
третьем в госпитале получил от сестры письмо. "Избу спалили немцы, ютимся в
землянке. Где сейчас Зина, не знаю. Как мама померла, она ушла в Козловку к
своим. Потом я слышала, что ее угнали немцы". Куда угнали, как угнали с
ребенком?.. Я ведь попервоначалу к ребенку ноль внимания, молодой еще был,
глупый. Как-то раз Зина говорит: "Подержи своего мальца". Взял я его на
руки, боюсь уронить, а он, пострел, глядит мне в глаза и улыбается. Вот
поверишь, с тех пор он мне в душу влез. Полюбил я его незнамо как. До сих
пор снится... Будто держу на руках. Он такой махонький, мягкий... Проснусь -
карабин обнимаю... Хороший ты парень, Толька! Тебе жить надо. Не лезь ты зря
под пули. Вот кончится война, я Зинаиду Григорьевну найду, а ты свою Полину
разыщешь...
Лучше узнал я за это время и старика Решитилова. Хоть он был всего лишь
коноводом, порой мне казалось, что даже взводный, даже помкомвзвода живут,
действуют, воюют с некоторой оглядкой на него, как будто он был не только
старше всех нас, но и имел над всеми нами какую-то негромкую, незаметную
власть. Я, например, очень стеснялся взгляда его тихих серых глаз, когда
совершал какой-нибудь проступок, глупость, проявлял разгильдяйство. Он не
говорил ничего, не корил, а только поглядывал на меня. И укор, и незлая
насмешка, и досада, и жалость, и печаль - все было в его отцовских глазах.
Может, потому он у нас имел такой авторитет, что на гражданке был