"Анатолий Юмабаевич Генатулин. Вот кончится война " - читать интересную книгу автора

знал, вернее, знал, что там должен быть четвертый эскадрон, но вблизи не
видел никого. Надо было окопаться. Но как копать, чем копать? У редких были
малые саперные лопаты, а у меня ее в кавалерии сроду не было. Копали обычно
большими саперными или подобранными на хуторах штыковыми лопатами, их возили
на повозке, а где они сейчас, эти повозки, отстали от нас почитай верст на
двадцать, в снегах застряли. У Баулина тоже не было лопаты. Мы разгребли
снег, слепили перед собой нечто вроде бруствера, пристроили пулемет и
залегли. Снег все шел, да еще поднялся ветер и гнал снегопад над землей
горизонтально, начался буран. Хорошо, ветер дул нам в спину, не совсем в
спину, а чуть с левого боку, по крайней мере не слепил нам глаза. Уже совсем
рассвело. Я всматривался в белую мглу, и порой мне блазнилась вдали темная,
колыхающаяся в снежном вихре людская масса, она как будто стремительно
приближалась и вдруг исчезала, заволакиваясь белым мороком.
Я услышал слева голоса и увидел невдалеке каких-то людей. Когда они
приблизились настолько, что можно было различить их лица, Баулин встал, я
тоже вскочил, подумав, что начальство. Одного я сразу узнал - это был наш
комсорг, Колобок. Другой, немолодой смуглолицый офицер в ушанке и
плащ-палатке, мне не был знаком.
- Третий эскадрон? - спросил тот, что в плащ-палатке.
- Так точно, товарищ майор, - ответил Баулин.
- Как настроение? Выдержите, если немец пойдет?
- Должны, товарищ майор.
- Ну как, солдат, - с улыбкой обратился ко мне комсорг. - Не подведем?
- Не подведем! - ответил я, стараясь казаться веселым.
Когда они ушли дальше, Баулин сказал:
- Если майор Худ сам пришел, значит дело действительно худо.
- Почему худо? - спросил я.
- Это у нас в полку так говорят. Дескать, если майор Худ пришел на
передовую, значит дело худо.
- А кто он такой?
- Замполит полка.
- А Худ - это его фамилия? - я подумал, что, наверное, Худ прозвище
майора.
- Да. Он кавказец. Кажется, адыгеец. Хороший мужик, простой.
Вдруг слева хлопнула пушка. Она, кажется, стояла возле фермы, на
дороге, уходящей в ту сторону, откуда мы ждали немцев. И там, где
выстроившиеся по обеим сторонам дороги деревья с обрубленными кронами
сливались со снежной мглой, там полыхнуло желтое пламя. И тут только я
разглядел за тем пламенем - наверное, загоревшаяся машина или подбитый
бронетранспортер - смутную, уходящую вдаль массу, должно быть, колонну. Вот
она, эта колонна, дрогнула, как будто сломалась и хлынула вправо по шоссе.
Пушка хлопала еще и еще, на дороге черный дым косо уходил в низкую серую
мглу. А темная людская масса - тысячи и тысячи немцев - выхлестнулась на
открытое поле и двинулась на нас. Но ведь нас так мало, вот мы лежим в цепи,
а за нами - никого. А пехота еще только ползет сюда. Мне стало не по себе.
До сих пор на войне я в основном наступал, сам ходил на немцев, а чтобы вот
так и столько фрицев шло на меня, этого ни разу еще не было. Тайная надежда,
что теперь до конца войны будут только марши да небольшие стычки, тайная
надежда моя рухнула.
- Они же нас затопчут! - высказал я свое опасение Баулину.