"Анатолий Юмабаевич Генатулин. Вот кончится война " - читать интересную книгу автора

нас не сменили Музафаров с Шалаевым.
Утром поднялись затемно и, как всегда, ждали команду "Получай овес!",
"Получай еду!", но услышали другую: "Расседлать коней! Приступить к чистке!"
Я уже не помнил, когда держал в руках щетку и скребницу. Так вот полчаса
драили своих заперхотивших и запыленных коней, как будто к выводке
готовились. Потом, после завтрака, было эскадронное построение, и старшина
Дударев битый час мозги нам вправлял насчет того, чтоб мы во время этой
стоянки не лодыря гоняли, а привели в порядок подзапущенное хозяйство,
амуницию, обмундирование, подковали, подлечили коней (у некоторых коней
спины были набиты). Затем, расходясь по взводам, проверили на форму
двадцать, у Худякова нашли вошь. У помещика, хотя он и барон, бани не было,
в ванной, наверное, мылся барон, там стоял титан, который топился дровами,
но какой от него толк, солдату белье надо прожарить, обычно жарили в
железных бочках, а их здесь нигде не было. "Ладно, потерплю до Берлина", -
сказал Худяков. Словом, мы перешли в распоряжение помкомвзвода Морозова,
который говорил с нами на "вы", и неспеша занялись хозяйством. С Машкой у
меня было все в порядке, шипы на подковах еще были не стерты, я вычистил
седло, надраил стремена, затем почистил пулемет, набил диски патронами и
напоследок занялся собой, пришил свежий подворотничок и до блеска натер
песком шпоры.
Ближе к обеду нас догнал Голубицкий.
- Явился, не запылился, - ехидно встретил его Шалаев. - Ну и хитер же
ты, Голубицкий. Мы в атаку, а ты в тыл.
- Я же паренька вынес, ты же видел.
- Выносить раненых не наше дело, на это есть санинструктор, санитар.
Понял?
- Пока твой санинструктор соизволит прийти, человек кровью истечет.
- Ты, Голубицкий, лучше не оправдывайся. Говори, струсил. Тебе бы
кривую винтовку с кривым штыком, чтобы ты из-за угла воевал с фрицем.
- Болтун! В Одессе я таким, как ты, башмаки чистить не давал.
- Врешь же ты. Никогда ты не был директором универмага.
- Не веришь - дело твое. Вот кончится война, приезжай в Одессу. Не
сразу, ну лет через пяток, и спроси товарища Голубицкого Веньямина
Захаровича, вот тогда поговорим, если, конечно, тебя ко мне пустят.
- Ну, если ты такой туз, почему рядовым воюешь и кобылам хвосты
крутишь?
- Это не твоего ума дело. Мне и рядовым неплохо.
- Прекратите! - перебил их помкомвзвода. - А то развели тут!
Это относилось не столько к Голубицкому, сколько к Шалаеву. Видно, и
взводный и помкомвзвода ничего не имели против того, что старик Голубицкий
во время боя понес в тыл раненого и почти сутки отсутствовал.
После обеда нас никто особенно не тревожил, не дергал командами,
распоряжениями, взводы расположились по комнатам, так как комнат этих в доме
было много, каждый взвод занял отдельную (начальство разместилось на втором
этаже, где у фон-барона была спальня), сидели курили, трепались, словом,
отдыхали, кроме тех, конечно, кто дневалил возле лошадей и стоял на посту;
некоторые уже собирались на боковую (такое удовольствие нам выпадало редко),
как тут пошел взводный и приказал собраться в большой комнате. Не очень
довольные, перешли в большую комнату, где стояло пианино и на стенах висели
картины. Оказывается, приехал комсорг полка.