"Вильгельм Генацино. Зонтик на этот день" - читать интересную книгу автора

Марго управилась с одеванием быстрее меня. Я не решаюсь выйти полуодетым в
салон, чтобы поискать свои очки. Марго приводит комнату в порядок, так что
теперь она выглядит так же, как до нашего вторжения. До сих пор я никогда не
давал Марго денег. Но сегодня мне почему-то очень хочется оставить ей
немного. Не в качестве платы за ее труды, а потому, что мне вдруг становится
жалко Марго за то, как она живет. Ведь и ее жизнь ничем не оправдана, я
чувствую это. Мне нестерпимо хочется поговорить с ней о несанкционированной
жизни. В ее суетливых движениях сквозит неловкость оттого, что ей слишком
часто приходится жить из-под палки. Вместе с тем я боюсь, что в настоящее
время пока еще не достаточно созрел для разговора о несанкционированной
жизни. Вот так начну разговор и снова, как в детстве, не смогу отделаться от
чувства, что все происходящие события я понимаю только наполовину, понимаю
только то, что происходит в самом начале. И этого понятого начала мне будет
достаточно для того, чтобы тут же сбежать, потому что слишком живо оно на
помнит мне о том, какой страх всегда нагоняла на меня сложность жизни во
всей ее полноте. Я чувствую, что Марго уже не терпится открыть свое
заведение. Кошка приплелась ко мне в комнату и теперь наблюдает за тем, как
я надеваю ботинки. Она забирается на кушетку, где еще недавно сидела Марго.
Мои очки так и лежат на краю раковины. В раковине я обнаруживаю чей-то
длинный темный волос. Он тянется от слива до самого верха. Я водружаю очки
на нос и как бы в продолжение движения засовываю руку в карман, чтобы
достать портмоне. Я кладу на прилавок сто пятьдесят марок и отмахиваюсь от
Марго, когда она пытается дать мне сдачу. Марго не сопротивляется. Потом она
отпирает дверь. Я едва касаюсь губами Маргошиной щеки и ухожу.
На улице я обращаю внимание на мужчину в рубашке, которая, судя по
болтающемуся вороту, ему явно велика. Мне хочется его спросить, отчего он не
покупает себе рубашки по размеру, - пропало желание? Тогда я сказал бы ему,
что и у меня это желание куда-то безнадежно пропало. А потом мы могли бы
вместе пойти куда-нибудь посидеть, - хотя нет, это было бы слишком. В доме
напротив, на четвертом этаже, у окна стоит молодой парень и играет на
аккордеоне. Я поднимаю голову. Заметив это, он начинает играть еще громче,
от чего мне становится как-то не по себе. Меня обгоняет коляска со спящим
младенцем, лежащим неподвижно, как труп. Стайки ласточек шмыгают над
перекрестком, где почти нет машин. Я старательно ловлю все эти детали,
сосредоточивая на них все свое внимание, - мне нужно любой ценой удержать
себя от того, чтобы не нагнуться и не начать собирать листья. Для дома, для
моей личной комнаты листьев. При этом мне совершенно ясно: я могу сколько
угодно лелеять в себе эту мысль о комнате листьев, но главное - не довести
ее до исполнения. Я могу позволить себе любить листья только до тех пор,
пока они валяются на улице, но не могу себе позволить верить в то, что мне
удастся спасти листья или самого себя, если я разложу какую-то их часть в
бывшей Лизиной комнате. Вместе с тем в бесплодных мечтаниях есть что-то
постыдное, и мне меньше всего хочется принимать в этом участие. На какое-то
мгновение мне становится страшно: а вдруг я схожу с ума? И страх этот столь
велик, что я начинаю бояться, как бы из-за этого страха мне сейчас совсем
уже не свихнуться. Я наклоняюсь и одним движением подхватываю с земли
четыре, нет, пять разлапистых платановых листьев, с резными краями и
длинными ножками.

5