"Вильгельм Генацино. Зонтик на этот день" - читать интересную книгу автора

которого я тогда почему-то легко обходился.
Наверное, надо было бы позвонить Лизе и спросить, не хочет ли она
забрать свои духи. И заодно узнать, она их просто забыла или оставила с
неким умыслом, мне в утешение, чтобы я каждый день на них любовался.
Воспользовавшись случаем, я мог бы небрежно спросить, когда она думает
возвращаться. Номер ее телефона у меня есть. Она живет у своей лучшей
подруги Ренаты, временно, пока не найдет себе квартиру. Рената тоже
учительница, как и Лиза. Вернее, Лиза была учительницей, а года четыре назад
ушла с работы. Вся ее профессиональная деятельность была, по существу, не
чем иным, как медленным привыканием к грядущему краху. Лиза никак не могла
смириться с тем, что нынешнее молодое племя не поддается никакой
дрессировке. Она наивно полагала, что может из этих дерущихся, кусающихся,
царапающихся существ сделать людей, которые будут похожи на нее. Чудовищное
заблуждение! Двенадцать лет на педагогическом поприще окончательно расшатали
ее нервную систему, так что в итоге ей пришлось оставить работу. Сначала ее
перевели в почасовики, потом отправили в отпуск, потом на заслуженный отдых
по состоянию здоровья. Лизе теперь сорок два, и она получает пенсию за то,
что пожертвовала своим здоровьем ради идеалов, ради государства, ради детей
или, быть может, ради собственных иллюзий. У Ренаты в этом смысле гораздо
больше гибкости, и подобные катастрофы ей не грозят, во всяком случае до
определенного возраста. Мне не очень-то нравится, что Лиза живет у нее.
Рената любопытна, и Лиза уже из одного только чувства благодарности за то,
что Рената ее приютила, начнет с ней откровенничать. Не потому, что ей так
уж этого хочется, а потому, что ей будет казаться, будто иначе нельзя. По
Лизиным рассказам у Ренаты сложится впечатление, что разрушена не только
Лизина жизнь, но и моя. Одна мысль об этом отбивает у меня всякую охоту
общаться с Ренатой в ближайшее время. Я начну всячески избегать ее, и эти
маневры будут для Ренаты лишним подтверждением того, что моя жизнь
действительно разрушена - окончательно и бесповоротно. Мне же, со своей
стороны, совершенно не понравится, что эта мысль засядет в Ренатиной голове.
В итоге я буду стараться впредь не избегать Ренаты, хотя на самом деле мне
будет этого очень хотеться. Мне кажется, что в квартире кто-то всхлипывает,
но это всего-навсего булькает бойлер. И тем не менее я обхожу всю квартиру,
надеясь обнаружить Лизу. Я знаю, ее здесь нет, я знаю, искать ее здесь -
полное идиотство. Иногда Лиза принималась плакать от отчаяния и досады на
меня. Обычно она пускалась в слезы после мытья головы. Выйдет из ванной -
одно полотенце на голове, одно на плечах, третье в руках, - сядет на
кровать, уткнется лицом в полотенце и давай рыдать. Тогда я присаживался к
ней, брал ее за руку, против чего она никогда не возражала, и размышлял о
том, есть ли какая-нибудь связь между мытьем головы и слезами или нет Сам я
голову мою достаточно редко и потому, вероятно, почти не плачу. Складывая в
голове эти размытые и малопривлекательные фразы, я прихожу к выводу, что с
моей жизнью после обеда начинает твориться что-то неладное. По-настоящему я
живу только в первую половину дня, когда брожу по городу и зарабатываю
какие-никакие деньги, на некоторый приток которых я рассчитываю в ближайшие
дни. Во второй же половине дня у меня наблюдается нечто вроде разложения
личности, против которого я бессилен, этакое расслоение, рассыпание. В такие
моменты я забываю, что есть важные вещи и есть неважные, потому что
какая-нибудь ерунда может залезть в меня и не отпускать. Вот сейчас наступил
именно такой момент. Из глубины двора до меня доносится звук воды,