"Вильгельм Генацино. Женщина, квартира, роман " - читать интересную книгу автора

полулежала, откинувшись в ту сторону, где стоял торшер. Едва приняв такую
позу, она тут же подвинулась, чтобы и мне хватило места на тахте рядом с
ней. Не разрешалось снимать с себя в такой позе одежду. Тем не менее Гудрун
приподнялась и скинула блузку и лифчик. Я тут же закончил свою лекцию и
уставился на полуголую Гудрун. Ей разрешалось просунуть руку мне под ремень
и положить ее поверх трусов. В этот же вечер рука просунулась в трусы и
обхватила мой вздыбившийся член. Я обрушил на грудь Гудрун град поцелуев. И
с удовольствием продолжил бы в том же духе и дальше, но тут случилось нечто
непредвиденное, придавшее делу совсем другой оборот. Было уже девять часов
вечера, симфония Бетховена закончилась. Дикторша объявила: "Южнонемецкое
радио продолжает свою программу и предлагает вниманию слушателей очередную
передачу из цикла "Беседы в творческой мастерской: в гостях у Хорста Бинека
молодые немецкие писатели". Я знал этот цикл передач и очень высоко ценил
их. В этот вечер на очереди был Генрих Бёлль, чей рассказ я прочел совсем
недавно, он назывался "И был вечер, и было утро". Вскоре началось интервью с
Бёллем. Мне нравились его суждения, кроме того, я любил его певучий рейнский
акцент. А когда он сказал, что начал писать не то в семнадцать, не то в
восемнадцать лет, я тут же подумал про себя и испытал бурный восторг. Я был
согласен с ним и тогда, когда он сказал, что любое обучение профессии в
общепринятом в буржуазном обществе смысле только вредит художнику, поскольку
уводит его с прямой дороги в сторону и вынуждает искать себя на ненужных
окольных путях. Довольно долгое время я вовсе не замечал, что беседа с
Бёллем увлекает меня гораздо больше, чем эротические игры. Гудрун робко
убрала свою руку. А Генрих Бёлль заговорил как раз о том, что никогда не
сможет жить нигде, кроме как в своем родном городе Кёльне. И тут у меня в
мозгах забрезжило, я понял, что сделал что-то не так или, может, оказался
неспособным и продолжаю оставаться таким в ее глазах и дальше. Я все еще
слушал Генриха Бёлля и смотрел поверх Гудрун, вперив взгляд в цветастые
обои, я даже не удивился, что эрекция пропала сама собой. Гудрун встала,
поискала свою блузку и лифчик. Я ожидал, что сейчас она разразится слезами и
начнет меня поносить почем зря. Возможно, подумал я, сейчас она крикнет мне
в лицо, что не желает больше меня видеть. Но и опять все вышло по-другому.
Гудрун осталась спокойной и с благодарностью в голосе сказала: "Я очень
рада, что ты не поддался порыву, мы ведь не хотим испортить себе будущее".
Мы снова сели к столу и допили бутылку до конца. Если я только не
заблуждаюсь, Гудрун тоже слушала Бёлля.

2 глава

Моя вторая профессия требовала все больше и больше времени. Я уже
работал для всех трех газет, имевшихся в городе. Это означало, что я писал о
том или ином событии в зависимости от редакционных заданий два или три
сообщения. В редакциях газет ничего не знали о моей игре на двойном поле, и
мне приходилось только следить за тем, чтобы самому себя не выдать. Во всех
сообщениях содержалась, конечно, одна и та же основная информация, но
читаться они должны были так, словно написаны разными авторами. Сдав
материал, я ехал теперь домой на такси, чтобы сэкономить время для своих
журналистских проделок. И тем не менее двух-трех часов ночной работы мне уже
порой не хватало. Если сроки поджимали, мне приходилось вставать в пять утра
и до половины восьмого печатать третий репортаж. Отцу очень нравилось, что я