"Генрих Гейне. Путевые картины" - читать интересную книгу автора

когда тот, согласно преданию, питался, подобно какому-нибудь лесному
животному, одним салатом. Зеленый господин попросил, чтобы я рекомендовал
ему гостиницу в Геттингене, и я посоветовал ему спросить хотя бы у первого
встречного студента, где "Брюбахский отель". Одна из дам оказалась его
супругой -- рослая, обширная женщина, с красным, в целую квадратную милю,
лицом и ямочками на щеках, походившими на плевательницы для амуров, с
длинным отвислым подбородком, казавшимся неудачным продолжением лица, и
вздыбленной грудью, огражденной крахмальным кружевом и воротничком в
зубчатых фестончиках и напоминавшей крепость с башенками и бастионами,-- но,
так же как и другие крепости, о которых говорит Филипп Македонский, она едва
ли была способна противиться ослу, нагруженному золотом. Другая дама --
сестра господина -- представляла собой полную противоположность первой. Если
та вела свою родословную от тучных фараоновых коров, то вторая, несомненно,
происходила от тощих. Лицо -- сплошной рот, от уха до уха, грудь безотрадно
плоская, как Люнебургская степь: вся как бы вываренная фигура этой дамы
напоминала. даровой обед для бедных студентов-теологов. Обе спросили меня
одновременно: останавливаются ли в "Брюбахском отеле" порядочные люди? Я
подтвердил это со спокойной совестью, и когда прелестный трилистник отбыл, я
поклонился им еще раз через окно. Хозяин "Солнца" хитро ухмылялся,--он, ве-


роятно, знал, что в Геттингене "Брюбахским отелем" студенты называют
карцер.
За Нордгеймом местность становится гористой и то здесь, то там
появляются живописные возвышенности. По дороге мне встречались главным
образом лавочники, спешившие на Брауншвейгскую ярмарку, и целые стаи женщин,
причем каждая тащила на спине огромные, чуть не с дом, обтянутые белым
полотном плетенки. Там сидели в плену самые разнообразные певчие птицы,
которые неустанно пищали и щебетали, а несшие их женщины шли, весело
подпрыгивая и болтая. Мне показалось очень смешным, что одни птицы тащат
других на рынок.
Была совершенно черная ночь, когда я дошел до Остероде. Есть мне не
хотелось, и я сейчас же лег. Я устал, как пес, и спал, как бог. Мне
приснилось, что я вернулся в Геттинген -- в тамошнюю библиотеку. Я стоял в
углу юридического зала, рылся в старых диссертациях и углубился в чтение, а
когда поднял голову, то, к удивлению своему, заметил, что уже ночь и
хрустальные люстры освещают зал. Часы на ближней церкви как раз пробили
двенадцать, двери зала распахнулись, и вошла гордая, исполинского роста
женщина, а за ней благоговейно следовали члены и ассистенты юридического
факультета. Хотя великанша была уже немолода, все же ее черты отличались
строгой красотой. Каждый взгляд ее выдавал, что она дочь титанов, мощная
Фемида; в одной руке небрежно держала она меч и весы, а в другой -- свиток
пергамента, и два молодых doctores jurisl несли шлейф ее серой выцветшей
одежды; справа суетливо подпрыгивал и вертелся возле нее щуплый придворный
советник Рустикус, этот Ликург Ганновера, и декламировал отрывок из своего
нового законопроекта; слева галантно ковылял cavaliere servente2 богини,
тайный советник юстиции Куяциус; он был в отличном настроении и то и дело
отпускал юридические остроты, причем сам смеялся над ними столь искренне,
что даже строгая богиня не раз склонялась к нему с улыбкой, хлопала его по
плечу свитком пергамента и дружески шептала: "Ветреный плутишка, ты,