"Генрих Гейне. Путевые картины" - читать интересную книгу автора

Число геттингенских филистеров, вероятно, очень велико, точно песок морской,
или, вернее говоря, точно грязь на берегу морском: когда я видел по утрам,
как они с грязными лицами и белыми прошениями торчат перед вратами
академического суда, я, право же, едва мог понять, каким образом богу
удалось сотворить столько всякого сброду.
Более подробно о городе Геттингене вы с успехом можете прочесть в его
описании, составленном К.-Ф.-Х. . Хотя я испытываю самую благоговейную
признательность к автору, который был моим врачом и сделал мне много добра,
все же я не могу безоговорочно рекомендовать его труд и должен упрекнуть его
в том, что он недостаточно решительно опровергает ложное мнение, будто у
геттингенских дам слишком большие ноги. Я даже потрудился немало дней, чтобы
солидно раскритиковать подобное мнение, ради этого прослушал курс
сравнительной анатомии, делал в библиотеке выписки из редчайших трудов,
часами изучал ноги дам, гуляющих по Вендерштрассе, и в ученейшем трактате,
где изложены плоды моих исследований, я говорю: 1) о ногах вообще, 2) о
ногах у древних, 3) о ногах слонов, 4) о ногах геттингенок, 5) сопоставляю
все, что уже сказано о ногах в "Саду Ульриха", 6) рассматриваю все эти ноги
в их взаимоотношениях и, воспользовавшись случаем, распространяюсь также по
поводу икр, колен и т. п.; и, наконец, 7) если смогу достать бумагу нужного
формата, то приложу еще несколько гравюр-Факсимиле, воспроизводящих точно
ноги геттингенских дам.
Когда я покинул Геттинген, было еще очень рано, ученый***, вероятно,
еще лежал в постели и видел свой обычный сон: будто он бродит в прекрасном
саду, где на клумбах растут только белые, исписанные цитатами бумажки, они
заманчиво поблескивают в солнечных лучах,
а он срывает то одну, то другую и бережно пересаживает их на новые
клумбы, между тем как соловьи сладчайшими песнями тешат его старое сердце.
Перед Вендскими воротами мне встретились два местных школьника, причем
один сказал другому: "Не, буду я больше водиться с Теодором, он -- негодяй,
ведь вчера он не знал, как родительный падеж от mensa"l. Хоть и
незначительны эти слова, но я должен привести их, более того, я бы даже
начертал их как девиз на городских воротах, ибо каковы отцы, таковы и детки,
а в этих словах вполне выражена ограниченная и сухая цитатная гордость
сверхученой Георгии-Августы.
На дороге веяло утренней прохладой, птицы пели так радостно, что и у
меня на душе становилось все свежей и радостней. Такое настроение было очень
кстати. За последнее время я не вылезал из стойла пандектов, римские
казуисты словно серой паутиной опутали мой ум, сердце, словно железными
тисками, было зажато параграфами своекорыстных правовых систем, и у меня в
ушах все еще звучало: Трибониан, Юстиниан, Гермогениан и Глу-пиан, -- а
сидевшую под деревом нежную парочку я чуть не принял за особое издание
Corpus juris2 со сплетенными руками.
Началось оживленье. По дороге потянулись молочницы, а также погонщики
со своими серыми питомцами. За Венде мне встретились Шефер и Дорис. Однако
это была не идиллическая парочка, воспетая Гесснером, но два дюжих
университетских педеля, обязанных бдительно следить за тем, чтобы в Бовдене
студенты не дрались на дуэли и чтобы никакие новые идеи, которые до сих пор
должны подвергаться карантину целыми десятилетиями, не проникли в Геттинген,
ввезенные контрабандой каким-нибудь мыслящим приват-доцентом. Шефер
чистосердечно приветствовал меня как собрата по перу, ибо он тоже писатель и