"Фридрих Гегель. Эстетика т.2" - читать интересную книгу автора

возникает даже в том случае, если мы оставим в стороне другую
двусмысленность - относительно определенного содержания символа, ибо один и
тот же образ благодаря более отдаленным ассоциациям может употребляться в
качестве символа нескольких значений.

В символе мы прежде всего имеем перед собой фигуру, облик, образ,
которые уже сами по себе вызывают у нас представление о чем-то
непосредственно существующем. Лев, например, орел или определенный цвет
представляют себя сами и могут быть признаны достаточными для себя. Поэтому
возникает вопрос, выражает и означает ли лев, образ которого находится перед
нами, лишь самого себя, или он, кроме того, обозначает и представляет еще и
нечто другое, некое абстрактное содержание - например, голую силу, или более
конкретное содержание - например, героя, время года, земледелие; словом,
возникает сомнение, должны ли мы понимать такой образ в собственном смысле,
или одновременно и в переносном смысле, или же только в переносном смысле.
Последнее, например, верно по отношению к символическим выражениям языка,
таким словам, как begreifen', schlieBen2 и т. д. Когда они обозначают
духовную деятельность, мы непосредственно представляем себе только это их
значение духовной деятельности, не вспоминая при этом о чувственных
действиях охваты-

' Охватывать, понимать (нем.). 2 Замыкать, заключать (нем.).

16

вания, замыкания и т. д. Но когда перед нами образ льва, мы
воспринимаем не только тот смысл, символом которого он в данном случае
служит, но созерцаем и сам этот чувственный образ, само это чувственное
существо.

Такая двусмысленность прекращается лишь тогда, когда каждая из обеих
сторон получает определенное название, то есть точно указывается, какая из
них есть смысл и какая - образ, и вместе с тем ясно устанавливается связь
между ними. Но в таком случае представляемое конкретное существование
является уже не символом как таковым, а лишь простым образом, и отношение
между образом и смыслом получает известную форму сравнения, притчи. В притче
нашему умственному взору должны являться обе стороны: во-первых, общее
представление и, во-вторых, его конкретный образ. Если же размышление еще не
дошло до того, чтобы фиксировать отдельно общие представления и особо
обозначать их, то и родственный чувственный облик, в котором должен найти
свое выражение более общий смысл, еще не мыслится отдельно от этого смысла,-
они остаются для понимания в непосредственном единстве. В этом, как мы еще
увидим позже, состоит различие между символом и сравнением. Например, Карл
I- Моор при виде заходящего солнца восклицает: "Так умирает герой!" Здесь
смысл явно отделен для Моора от чувственного изображения, и в образ он
одновременно вкладывает смысл.

Правда, в других случаях это отделение образа от смысла и соотнесение
их не так ясно очерчены, и связь между ними остается более непосредственной.
Но в таких случаях из общего контекста речи, из положения, занимаемого в ней