"Патриция Гэфни. Достоин любви? " - читать интересную книгу автора

конфискацию личных вещей, присвоение номера, чудовищный "медицинский
осмотр", - самой оскорбительной для юной Рэйчел Уэйд оказалась процедура
стрижки. Ее остригли наголо: надзирательница так плотно прижимала ножницы к
темени, что едва не сняла с нее скальп. До этого момента ей каким-то образом
удавалось сдерживать слезы, но, когда она провела рукой по голове и ощутила
под ладонью колючую щетину на голой коже, плотину прорвало. Ее даже не стали
ругать: такое явно случалось не впервые. Стрижка проводилась регулярно, но
после нескольких первых лет ее стали стричь не так коротко, оставляя на
голове короткий "ежик", а за полгода до намеченного освобождения перестали
стричь вообще. И пусть лорд д'Обрэ издевается сколько его душе угодно, для
Рэйчел ее теперешняя прическа и впрямь была роскошью.
Она задула свечу, и дымный запах сгоревшего фитиля защекотал ей ноздри.
Какой чудный запах! Рэйчел легла, укрывшись простыней, одеялом и покрывалом
с вышивкой тамбуром. Три слоя тепла: какое баловство! А под головой - вместо
ее собственной, свернутой валиком одежды - у нее была настоящая подушка!
Никто не следил за ней сквозь зарешеченный "глазок" в двери. Ничьи вопли или
плач не разбудят ее среди ночи.
Но ей ни за что не уснуть на этом нелепом матраце! Это же не постель, а
скорее пуховое облако. Просто подумать смешно, до какой крайности могут
дойти люди! Даже в роскоши надо знать меру.
Церковный колокол пробил половину часа. Она уснула прежде, чем в
воздухе замер звон последнего удара.

4.

Рэйчел проснулась, как всегда, в пять утра, но в этот день ее не поднял
с постели вой тюремной сирены. Она проснулась сама: легко и просто открыла
глаза в полной тишине. Было еще совершенно темно. В котором часу встают
слуги лорда д'Обрэ? Надо было спросить вчера вечером. Рэйчел прислушалась,
не возятся ли где-нибудь слуги, но вокруг не раздавалось ни единого шороха.
Можно было подумать, что Линтон-Грейт-холл укрыт толстой снежной периной.
Когда она вновь открыла глаза, уже пели птицы, а в щель между синими
шторами проникал яркий свет. Рэйчел выскочила из постели, словно ее обожгли
крапивой. Который час? Ни настенных, ни тем более карманных часов у нее не
было. Трясущимися руками она кое-как натянула на себя одежду. Сердце
отчаянно колотилось в груди, во рту пересохло. Она опоздала, и теперь они...
они ее...
Она прижалась лбом к дверному косяку, переводя дух и вытирая вспотевшие
ладони о подол платья. Ничего они ей не сделают. Не занесут в кондуит
отметку о ее плохом поведении, не обвинят в лености и праздности, не
прибавят на этом основании штрафной час к ее тюремному сроку. Все с ней
будет в порядке. Она же экономка. Новая экономка в доме его светлости.
Как раз в эту минуту прозвонил церковный колокол, у Рэйчел едва не
подкосились ноги от облегчения. Шесть! Всего шесть часов утра. Слава тебе
Господи.
В ее крыле здания было тихо: здесь больше никто не жил. Она пересекла
коридор, заглядывая через открытые двери в необжитые, пахнущие затхлостью
комнаты непонятного назначения. Там, где коридор, ведущий к центральной
части дома, поворачивал под прямым углом, находилась часовня - небольшое,
холодное, как склеп, каменное помещение с запыленными витражными окнами.