"Патриция Гэфни. Достоин любви? " - читать интересную книгу автора

обычно бережно хранила в кедровом сундуке и вынимала лишь по особо
торжественным случаям; глядя на него, Рэйчел даже сейчас едва ли не ощущала
запах камфары, исходивший от тяжелой ткани. Отец надел свои новые очки
("Может, я и не ослепну на старости лет", - ворчал он, покупая их; его
всегда удивляло и даже немного раздражало, когда события принимали не такой
скверный оборот, какого он ожидал). На фотографии он был похож на школьного
учителя, то есть именно на того, кем и был в действительности. Рэйчел
вспомнила, как стояла у него за спиной, спрашивая себя, не положить ли и ей,
по примеру Тома, руку ему на плечо, но в конце концов не решилась, потому
что знала: отец этого не одобрит.
А Том... Она и забыла, как он был хорош собой, как удивительно похож на
их мать. У всех в семье были голубые глаза, но глаза Тома были самыми
яркими, а волосы - иссиня-черными. Рэйчел сильно вымахала к восемнадцати
годам и превратилась в довольно-таки долговязую девицу, однако Том высился
над ней, как башня, и смотрел в камеру сверху вниз с самонадеянным
выражением красивого и здорового молодого человека, только что достигшего
совершеннолетия <Возрастом совершеннолетия в Англии считается 21 год.>,
перед которым открывается блестящее будущее.
В первый год заключения родные один раз приехали к ней на свидание в
тюрьму, но условия встречи оказались настолько мучительными и варварскими,
что никто из них не смог этого вынести. Рэйчел попросила их больше не
приезжать, и они с ней согласились.
А теперь никого из них не осталось. Ее родители умерли восемь лет
назад: сначала отец, а через четыре месяца и мать. Том эмигрировал в Канаду,
чтобы начать новую жизнь, оставив скандальную историю позади. Первые
несколько лет Рэйчел получала от него поздравительные открытки на Рождество
со штампом тюремной цензуры, потом и они перестали приходить. Она поняла,
что брат хочет позабыть о ней. Это было совершенно ясно.
Получив фотографию назад, Рэйчел подолгу всматривалась в нее и иногда
при этом закрывала пальцем свое лицо, чтобы не отвлекаться и получше
рассмотреть остальных. Но сегодня ей хотелось рассмотреть именно себя. Как
всегда, первый взгляд на светло-коричневое изображение потряс ее. "Это не я,
нет, нет, не может быть, чтобы это была я!" Эта девушка, эта незнакомка на
фотографии была счастливым подростком на пороге женственности, она улыбалась
в объектив с безыскусной верой в собственные силы. Воплощенная инженю
<Сценическое амплуа простодушной, наивной молодой девушки (фр.).>. Ее
блестящие волосы были заплетены в толстые косы и уложены на голове в
замысловатую "взрослую" прическу, которая, по правде говоря, не очень-то шла
ей. Но она так гордилась своими волосами, своей "величавой короной" (кто-то
сделал ей этот глупый комплимент, и она, конечно, не забыла). Несмотря на
неподвижность, которую приходилось сохранять, чтобы изображение на снимке не
расплылось, ее лицо излучало неудержимую жизнерадостность и готовность
услужить. Смазливое личико неопытной простушки. Рэйчел хотелось плакать над
воплощенной на снимке невинностью, над душераздирающим неведением этой
девушки, которая не знала и не могла знать, что ждет ее в скором будущем.
Она спрятала фотографию и задвинула ящик.
"Мне не нравится ваша прическа, - заявил ей лорд д'Обрэ. - Больше не
стригитесь". Рэйчел потрогала бесформенные, неровно отрастающие пряди,
вспоминая, как он прикасался к ним. (Зачем он это сделал?) Из всех унижений,
что ей пришлось перенести, когда она оказалась в тюрьме, - включая