"Гайто Газданов. Полет" - читать интересную книгу автора

но еще как будто усилилась, - и он жил в стороне от этого. Когда ему было
шестнадцать лет, он впервые пригласил тетю Лизу в театр. К тому времени ее
авторитет несколько ослабел; она смеялась некоторым его замечаниям,
говорила: - Как ты думаешь? - и Сережа чувствовал себя почти равным ей. Про
родителей Сережи и он, и она говорили "они" - точно бессознательно
противопоставляя их себе. Они вместе читали, слушали одни и те же мелодии,
любили одни и те же книги. Лиза была ровно на пятнадцать лет старше Сережи.
Он начал видеть ее во сне, в смутных и неправдоподобных обстоятельствах;
потом, однажды, - была поздняя весна и третий час ночи, Сережа читал у себя
в комнате, - вдруг во всем доме загорелся свет, послышались шаги и голоса;
родители Сережи вернулись с бала и привели с собой еще нескольких человек,
чтобы "кончить вечер" дома; через несколько минут раздался знакомый стук в
дверь и вошла Лиза, в очень открытом черном платье, с голой спиной,
обнаженными - прохладными, подумал Сережа, - руками и низким вырезом на
груди. Глаза ее казались больше, чем обычно, под прямыми ресницами, и
возбужденная улыбка была не похожа не всегдашнюю. В эту минуту Сережа
почувствовал необъяснимое волнение, такое, что, когда он заговорил с ней, у
него срывался голос. - Перечитался ты, Сережа, - сказала она, садясь рядом с
ним и положив руку на его плечо. - Я пришла пожелать тебе спокойной ночи, -
и она тотчас же ушла, не обратив никакого внимания на необычное состояние
Сережи, как ему показалось. После того как за ней закрылась дверь, Сережа
лег не раздеваясь; его слегка тошнило, было смутно, предчувственно и
приятно.
И вот, с необыкновенной быстротой, за два месяца, прошедшие с этого
вечера до отъезда Сережи на море, произошла глубокая и непоправимая
перемена, которая началась с того, что весь идиллический мир затянувшегося,
запоздавшего Сережиного детства рассыпался и исчез. За это время не
произошло, однако, никаких фактических изменений; по-прежнему задушевно и
нежно звучал голос матери, когда она говорила с кем-то по телефону,
по-прежнему отец ездил взад и вперед по городу, по-прежнему вечерами
громадные комнаты наполнялись разными людьми, и все было так же, как раньше.
Но Сережа вдруг понял множество вещей, которые хорошо знал и прежде и о
которых имел совершенно неправильное представление. Отрывочные фразы из
разговоров отца с матерью теперь ему стали ясны, так же, как сдержанное
раздражение Лизы; он заметил многое другое - что деньги тратились
беспорядочно и уходило их во много раз больше, чем нужно. Он понял вдруг,
как жила его мать, - и это вызвало у него сожаление, смешанное с нежностью.
Присутствуя иногда при разговорах в гостиной, он вслушивался внимательно в
то, что говорилось, следил за любопытнейшей скачкой интонаций разных людей и
иногда, закрывая добровольно для себя смысл произносившихся фраз, слушал
только звуковые их смещения, похожие в общем на какой-то своеобразный
концерт - с повышениями, понижениями, монотонными баритональными нотами,
высокими женскими голосами, которые ахали и срывались и вновь возникали
потом, под глухой, глубокий аккомпанемент хрипловатого баса; и, зажмуривая
глаза, Сережа ясно видел перед собой турецкий барабан с туго натянутой,
мертвенно безразличной кожей - на том месте, где в самом деле никакого
барабана не было, а сидел почтеннейший старик, философ и специалист по
консультациям о многочисленных нарушениях международного права.
Отец Сережи принадлежал к числу немногих людей, которым по наследству
досталось значительное богатство и которые не только не растратили, но еще и