"Гайто Газданов. Вечерний спутник" - читать интересную книгу автора

- Вы неисправимы, Эрнест, - сказала старушка, - а Евангелие, например?
- Не требуйте же от меня, чтобы я написал Новый Завет, - сказал старик
с улыбкой.
Я внимательно смотрел на него; он очень изменился за эти сутки, лицо
его смягчилось, хотя морщины обозначались на нем с той же, если не большей,
беспощадной резкостью. Но в том выражении его выцветших глаз, которое так
поразило меня, когда я разглядел его впервые, я не видел больше
первоначальной и, вероятно, всегдашней свирепости; в них осталось только
сожаление, и это было так неожиданно и непривычно и так, я бы сказал, не
подходило ему, что я все ждал, не изменится ли вновь его взгляд, и всякий
раз мое ожидание было обмануто. Он от этого сразу стал беззащитнее и из
такого, каким его знали современники, превратился в очень старого и очень
больного человека, которому осталось жить немного дней.
Мы позавтракали вместе. Старушка жаловалась мне на кухарку, которая, по
ее словам, страдала исключительной забывчивостью и всегда все путала. -
Хорошо еще, если она не сыпет перца в сладкое. - Это объяснялось, но мнению
хозяйки, двумя причинами, - во-первых, возрастом кухарки, во-вторых, тем,
что она пьет, как все женщины с севера, - Такая глупая старуха! - говорила
она. - Но ведь не могу же я с ней расстаться. Подумайте, она служит у
меня... - здесь она задумалась, не могла вспомнить и, наконец, позвонила два
раза. На звонок вошла среднего роста женщина в черном, с резким мужским
лицом.
- Христина, сколько лет вы у меня служите? - спросила старушка. Кухарка
вздрогнула, как мне сначала показалось, потом я понял, что она икнула - она,
действительно, была навеселе - и ответила неожиданно высоким, хрипловатым
голосом:
- Тридцать шесть лет, мадам. Это все, что вам нужно, мадам?
- Да, можете идти. Видите, мосье, тридцать шесть лет.
- Вот, - сказал старик, - вот о ней бы и написать книгу.
- Что вы, Эрнест? Что же о ней написать? Она готовила и пила всю жизнь,
и больше ничего.
Старик покачал головой.
- За эти тридцать шесть лет миллионы людей были убиты, миллионы
искалечены, другие проехали тысячи километров, изменили всему, что они
знали, забыли родной язык, целые страны исчезли с лица земли, были
революции, гражданские войны, и мир готов был рассыпаться, - а Христина все
это время жарила мясо, пила кальвадос, и даже имена этих стран для нее
неизвестны. И теперь скажите мне, что это не нелепо?!
- Все нелепо, Эрнест, но кухарки все-таки необходимы. Она никогда не
была министром, эта бедная Христина, разве ее можно за это упрекать?
- Напротив, - сказал старик с улыбкой, к которой я уже начал привыкать,
- ее нужно с этим поздравить. - И через секунду добавил: - Ее и нас.
После завтрака он отвел меня в сторону и спросил, нет ли у меня спешных
дел в Париже, которые бы требовали моего присутствия. Я ответил, что нет,
меня никто не ждет; единственный человек, который заметит мое отсутствие,
это хозяйка гостиницы, в которой я живу, - но и она не будет очень удивлена,
я заплатил ей на днях, а к моим отлучкам на несколько дней она успела
привыкнуть, и даже, если предположить, что она к ним не могла бы привыкнуть,
то 0 это никакой роли не играло бы. Старик мне сказал, что он собирается
выехать в Париж послезавтра и что мы могли бы поехать вместе на том же