"Гайто Газданов. Пробуждение" - читать интересную книгу автора

кровати, и Пьер не знал, сон ли это или какое-то оцепенение, вызванное
резкой переменой в ее жизни, переменой, которая, конечно, не могла
отразиться в ее сознании, но на которую организм реагировал именно так.
Наконец, когда он в десятый раз пришел посмотреть на Мари, она открыла
глаза. Он распахнул ставни и сказал:
- Здравствуйте, Мари.
Она посмотрела на него, и ему показалось, что в ее глазах появился
какой-то отдаленный проблеск, нечто похожее на удивление. Затем она медленно
повернула голову несколько раз, и нельзя было понять, что это значит:
отрицание? сомнение? упрек? Пьер думал, что это, конечно, не могло быть ни
тем, ни другим, ни третьим.
С этого дня началось его новое существование. С необыкновенным
терпением, которого не могли поколебать неизменные неудачи, он старался
научить Мари, как надо себя вести в квартире. Он по-прежнему мыл ее каждый
день в ванне, расчесывал ей волосы и следил за каждым ее движением. Уходя,
он всегда запирал ее на ключ в комнате, боясь, чтобы она не натворила
какой-нибудь беды. Он знал еще со слов Франсуа, что у нее была привычка
прятать остатки пищи под матрац, и поэтому каждый день осматривал ее кровать
и всегда находил там то куски мяса, то хлеб, то макароны. Он выносил это на
кухню - и когда она следила за ним своими мертвыми глазами, он говорил ей:
- Это ничего. Мари, это не пропадет, мы будем просто держать это в
другом месте.
Иногда ему удавалось унести это так, чтобы она не видела. Наконец
наступил день, когда она забыла спрятать остатки пищи. Он бурно обрадовался,
обнаружив это, но радость его была преждевременной: на следующий день
несколько кусков мяса опять лежали под ее матрацем.
Но самым мучительным было то, о чем ему с болезненной гримасой говорил
Франсуа. Пьер, с наивностью, в которой он прекрасно отдавал себе отчет,
многократно объяснял Мари, как следует поступить, но все его объяснения
оказывались совершенно бесполезны. Проходили недели за неделями, кончился
сентябрь, начались октябрьские холода. Мари давно была одета, как нормальная
женщина, - Пьер тотчас же после приезда в Париж снял с нее мерку и купил ей
в магазине готового платья то, что считал необходимым. Она постепенно
привыкла к чулкам и обуви, и кожа ее ступней стала мягче. Но в остальном ему
не удалось добиться никаких изменений. Единственные минуты, когда ее
поведение напоминало поведение нормального существа, были те минуты, которые
Пьер проводил с ней за столом: она ела, пользуясь ножом и вилкой, но лицо ее
при этом принимало как бы еще более мертвое выражение, и создавалось
впечатление, что она делает ряд автоматических движений, не понимая их
значения.
Она была безразлична, казалось, решительно ко всему - к ванне, к еде, к
одеванию и раздеванию. Казалось, что понятие или возможность какой-то
привычки были для нее исключены. Когда стало холодно, Пьер аккуратно, каждый
день, топил две большие печки квартиры. Вначале он боялся, чтобы Мари
как-нибудь не обожглась или не наделала пожар. Но она не дотрагивалась до
печей. Только иногда, когда на дворе был мороз, он, возвращаясь домой,
неизменно находил ее в одной и той же позе: она сидела на полу, у печки, не
двигаясь. На кухню она не ходила никогда.
Был уже конец ноября, когда Франсуа однажды позвонил Пьеру по телефону
на службу и спросил, как идут дела. Пьеру было очень неприятно, что за все