"Дмитрий Гаврилов. Дар Седовласа" - читать интересную книгу автора

Володимера, меньшого сына. Пока доверчивые словене сообразили, что к чему -
они с племянником уже сидели в Новгороде и копили рать, привечая варяга да
мурманина.
- А не слыхал ли, племянник, что давеча приключилось? - усмехнулся
вельможа, и не дожидаясь ответа продолжил, - Ехал Алексей наш чащей.
Смотрит - баба, голая и зеленая на ветке сидит, качается. Ноги длинные,
груди высокие, и остальное все при ней, словом.
- Никак лесунка! - брякнул Фарлаф.
- Точно! Она самая и была, - подтвердил Малхович, - Алеша - малый не
промах, слезает с коня богатырского и к ней. А лесунка-то прыг в траву и
наутек! Ну, Лексей, шелом - в одну сторону, копье - в другую, и, не мешкая,
следом. Припустилась зеленая, словно заяц, бежит - подзадоривает:
"Догонишь - потешишься! Догонишь - потешишься!". И так мужика разобрало, что
совсем голову потерял. Торопится богатырь и, представьте себе, настигает
беглянку. Только он ее за ручку, а лесунка в нору - шасть! Хотел было наш
Алеша сигануть за ней - не успел. Вылезает из той норы леший. Здоровый,
мохнатый и злой, а дубина у него ... Дубина в лапе - не приведи Вышний. И
рычит: "Догоню - потешусь! Ох, догоню - потешусь!"
- Да, полно вам, дядюшка, - поморщился Владимир, не любивший, когда при
нем честили его богатырей - То вряд ли Попович. Он, конечно, баламут, но не
дурак. Сперва бы выпил да закусил при нашем столе, при княжьем. А уж
хмельной - тогда, верно, пошел бы себе бахвалиться.
Стол для богатырей, менее знатных подвигами, был накрыт во второй
палате, Серебряной. Оттуда и в самом деле доносился такой дикий хохот да
гомон, что начисто заглушал голоса более именитых бражников. Обычно
старательный и услужливый Волчок на этот раз куда-то исчез. Владимиру
пришлось кликнуть младого гридня, он стоял за креслом, оберегая тылы
господина. Этот оказался проворнее...
- Ну, что там стряслось? - нетерпеливо спросил Владимир.
- Не прогневайся, княже! Гость заморский диковину кажет, а все богатыри
твои аж стонут от смеха.
- Так, зови сюда скорей гостя ентого с его диковиной! Поглядим и мы,
потешимся.
Гридня, как ветром, сдуло.
Тут вернулся и Волчок.
- Прости меня, княже, - молвил он, - больно диковина хороша. Загляделся
я... Не гневись.
В Серебряной палате вновь громыхнуло, а в дверях показалась
исцарапанная морда Чурилы.
- Да, что такое? Не тяни, дурак! Говори толком! - отвечал князь в
нетерпении.
- Там кот ученый да речистый в таврели* играет, и никто с ним совладать
не может, - отвечал Волчок. - На щелчок играет, как зверь играет! Потому,
Красно Солнышко, образа у твоих дружинничков когтями исполосованы. Затем
договорились рухом штраф отвешивать. Как кто продует, кот хвать за таврель -
и в лоб его, да еще кричит при этом: "Э-эх, рухнем!" Чурила-то Пленкович сел
было супротив, да теперь встать не может, эдак его паршивец огрел. Сейчас
никому уж не охота "рухать", а котище последнее серебро у дружинушки
вычищает. Рахте повезло - зверь согласился на ничью. Конечно, Добрыня свет
Микитович, сын премудрой Амелфы, мог бы справиться, но тот опять же с