"Роман Гари. Обещание на рассвете" - читать интересную книгу автора

не научился, и по силе свиста с ним могли сравниться только мой друг
дипломат Хайме де Кастро и графиня Нелли де Вогюэ. Благодаря Валентине я
понял, что материнская любовь и ласка, окружавшие меня дома, не имели ничего
общего с тем, что ждало меня впереди, а еще - что ни одно завоевание не
бывает прочным и окончательным, а нуждается в постоянном сохранении и
упрочении.
Ян, со свойственной ему грубостью, прозвал меня "голубеньким", и, чтобы
избавиться от этого прозвища, казавшегося мне очень обидным, хотя я никогда
бы не смог объяснить почему, мне пришлось с удвоенной силой доказывать свою
смелость и мужество, и очень скоро я нагнал страх на торговцев всего
квартала. Признаюсь без хвастовства, что я выбил больше оконных стекол,
украл больше фиников и халвы и позвонил в большее число квартир, чем любой
другой мальчишка с нашего двора; еще я научился с легкостью рисковать своей
жизнью, что потом мне очень пригодилось на войне, когда такие вещи
признавались и поощрялись официально.
Мне особенно запомнилась "смертельная игра", которой мы с Яном
частенько развлекались, сидя на краешке подоконника пятого этажа и вызывая
восхищение наших товарищей.
Не важно, что Валентины при этом не было, дуэль шла из-за нее, и никто
из нас в этом не сомневался.
Суть игры была предельно простой, но по сравнению с ней знаменитая
"русская рулетка" казалась милой школьной забавой.
Мы поднимались на лестничную площадку последнего этажа и открывали
окно, выходившее во двор; затем усаживались на самый краешек подоконника,
свесив вниз ноги. Цинковый карниз за окном был не шире двадцати сантиметров.
Игра заключалась в том, чтобы внезапным, но точным ударом так толкнуть
партнера в спину, чтобы он съехал с подоконника на узкий карниз и остался на
нем сидеть.
В эту смертельно опасную игру мы играли бессчетное множество раз.
Как только между нами возникал спор или без всякой видимой причины, в
припадке враждебности, молча бросив друг другу вызов, мы поднимались на
пятый этаж "поиграть".
На редкость рискованный и в то же время лояльный характер этой дуэли
заключался, по-видимому, в том, что вы полностью полагались на благородство
своего злейшего врага, так как один неверный или злонамеренный удар обрекал
вашего партнера на верную смерть пятью этажами ниже.
Я и сейчас ощущаю холодок металлического карниза, на котором сидел,
свесив вниз ноги, и руки своего соперника, приготовившиеся толкнуть.
Сегодня Ян - видный деятель компартии Польши. Десять лет назад мы
встретились с ним в Париже на официальном приеме в польском посольстве. Я
сразу же узнал его. Удивительно, как мало изменился этот мальчишка. В свои
тридцать пять лет он остался таким же тощим и бледным, сохранив свою кошачью
походку и злой и насмешливый взгляд. Учитывая, что мы встретились там как
представители двух соответствующих стран, мы держались учтиво и вежливо. Имя
Валентины при этом не упоминалось. Выпив водки, он стал вспоминать о своей
борьбе в Сопротивлении, я в нескольких словах рассказал о своей службе в
авиации. Мы выпили еще по стаканчику.
- Меня пытали в гестапо, - сказал он.
- Я был трижды ранен, - ответил я.
Мы переглянулись. После чего, по обоюдному согласию, поставили стаканы