"Ромен Гари. Леди Л." - читать интересную книгу автора

заставил играть для остолбеневших проституток. Краевский играл уже больше
часа, когда появилась Анетта. Впоследствии в своих мемуарах [Антон
Краевский, "Моя жизнь в искусстве". Лондон, 1892 (прим.авт.)] он
рассказывал, как ему пришлось показать в тот вечер все лучшее, на что он
был способен, ибо молодой анархист оказался тонким знатоком музыки, и
всякий раз, когда виртуоз немного расслаблялся, Арман Дени строго ему
выговаривал:
- Ну, ну, маэстро! Вы способны на большее. Я, конечно, знаю, что вы
полностью выкладываетесь лишь перед теми, кто вам хорошо платит за ваше
проституирование, но если присутствующие здесь дамы, возможно, и не
являются элитой в вашем понимании, они все же стоят неизмеримо больше, чем
та тухлятина, что заполняет обычно ваши залы. Поэтому я предлагаю вам
показать им все лучшее, на что вы способны, в порядке простой компенсации.
Он навел на пианиста пистолет.
- Играйте, маэстро, играйте! Впервые за свою карьеру вы выступаете
наконец перед пристойной публикой. Вы прожили жизнь" предлагая себя рвачам
и палачам, так предложите же себя хоть раз жертвам и эксплуатируемым. Ну,
постарайтесь!
В своем труде Антон Краевский утверждает, что его возмущение полностью
рассеялось, когда он услышал этот обволакивающий голос, который пытался
скрыть глубокомысленные и серьезные нотки под иронией, но в котором
ощущалась и почти неистовая, непримиримая жажда абсолютной социальной
справедливости. В его лице, в его голосе, в его напряженной отстраненной
неподвижности и особенно в этой немного звериной маске под шевелюрой с
рыжеватыми отблесками, с глазами, бросающими вызов и взывающими к вам
одновременно, было нечто уникальное, необъяснимое, отчего у вас появлялось
желание оправдаться, извиниться только за то, что вы просто человек.
"Я прекрасно понимаю те чувства безграничной преданности, которые он
вызывал у своих слушателей и которые, несомненно, больше относились к нему
самому, чем к его мыслям. Этот человек был создан для того, чтобы быть
обожаемым толпами, и в иные времена наверняка повел бы их на завоевание
мира, как Александр Македонский, на которого он походил немного в профиль,
если судить по дошедшим до нас медалям. Во всяком случае, этот странный
человек, угрожавший мне пистолетом, эти девицы, выставлявшие напоказ свои
прелести, будто мясо в лавке мясника, это зловещее местечко, пропитанное
запахом абсента и опилок, являли собой картину, которая на всю жизнь
запечатлелась у меня в памяти. Незадолго до окончания моего "концерта" к
нам присоединились двое сообщников Армана Дени, одним из которых был
знаменитый Саппер, бывший жокей-бомбометатель, а другим - один из
известнейших королей воровского мира того времени Альфонс Лекер, который
впоследствии сошел с ума и кончил свою жизнь в псих-лечебнице и чьи связи
с анархистами были по меньшей мере неожиданными. Стоит ли говорить, что
лишь во время дачи показаний в полиции я узнал имена похитителей. Впрочем,
в полиции считали, что Альфонс Лекер оказался в этом месте случайно и
совершенно не был причастен к тому, что произошло со мной. С ними была
также одна девушка, ярко выраженная блондинка необычайной красоты, не
старше шестнадцати-семнадцати лет. Я был ошеломлен ее красотой, возможно,
потому, что она являла собой такой контраст этому ужасному заведению и тем
несчастным, которые там находились. Я так никогда и не узнал, кто она,
откуда появилась и что там делала. Полиции о ней ничего не было известно,