"Ромен Гари. Леди Л." - читать интересную книгу автора

спине. Очевидно, он стал осведомителем и провокатором, доносившим полиции
на своих друзей анархистов. Анетту вызвали в участок, где вернули кое-что
из личных вещей покойного. Она мельком взглянула на лицо отца, застывшее в
выражении благородного возмущения, затем повернулась к двум полицейским,
которые ждали: это были ее старые друзья Свобода и Равенство. Она вытащила
из сумочки три монетки по двадцать су, вручила каждому по одной, а третью
бросила на стол.
- Это для Братства, - сказала она и вышла. В тот же вечер - стоял месяц
май, и в воздухе была такая нега и такая легкость, что ей хотелось петь, -
к Анетте, на улицу, где она поджидала клиентов, подошел молодой апаш по
прозвищу Рене-Вальс, который в квартале прослыл святым: казалось, у него
не было иной цели в жизни, как доставлять удовольствие, и он положил на
это все свое здоровье. Рене-Вальс страдал туберкулезом, что, однако, не
мешало ему быть одним из лучших танцоров явы на улицы дю Жир. В кепке,
сдвинутой набок, с цветком в зубах, он мог танцевать часами, затем
присаживался на тротуар, дыша с астматическим хрипом в груди, и грустно
бормотал: "Доктор говорит, что мне нельзя танцевать. Похоже, это мне
вредно". Но как только аккордеон вновь подавал голос, он вскакивал, щелкал
в воздухе каблуками, устремлялся к кабачку и плясал там до самого утра или
до тех пор, пока, охваченный необычайно яростным приступом кашля, не
застывал на месте в самый разгар танца,
Видя его, Анетта всегда радостно улыбалась: он был птицей. В двадцать
пять лет он улетел навсегда, и звук аккордеона после этого уже никогда не
был таким, как прежде. Итак, в этот вечер к ней в крайнем возбуждении
подбежал Рене-Вальс, однако вовсе не танцевальный мотив взбудоражил его.
- Пойдем, Анетта. Тебя хочет видеть месье Лекер.
Анетта поднесла руку к груди и, постояв секунду с закрытыми глазами,
бросилась к Рене-Вальсу и расцеловала его в обе щеки: она всегда знала,
что судьба когда-нибудь улыбнется ей. Это, конечно, был не префект
полиции, и не Римский Папа, и не правительство, но вызывавший ее к себе
человек занимал в свое время довольно видное положение в обществе.
Альфонс Лекер и в самом деле находился тогда в зените славы. Тот, кого
комиссар Маньен впоследствии окрестил в своих "Мемуарах" "самой
законченной канальей Парижа", начал карьеру как сутенер на площади
Бастилии, но постепенно расширил сферу своей деятельности: комиссар Маньен
считал, что в какой-то момент своей карьеры он практически монополизировал
торговлю морфием в Париже и что к 1885 году число работавших на него
женщин могло доходить до пятисот. Сумей он ограничить свои амбиция и
довольствоваться ролью короля преступного мира, он, возможно, умер бы
богатым и почитаемым. Он проматывал целые состояния за игрой в самых
изысканных кругах Парижа, устраивал пышные приемы в своем особняке в
квартале Марэ, содержал конюшню скаковых лошадей и большое количество
боксеров, в том числе знаменитого Аргутена, пославшего в нокаут Джека
Сильвера в 1887 году; за его поединками он наблюдал вместе со своими
гостями - английскими лордами и молодыми львами из парижского бомонда, -
которые не гнушались компанией никакого мошенника, если только у того был
свой стиль и если он умел тратить деньги. В полиции к нему относились с
величайшей осторожностью, ибо знали, что он способен шантажировать
кое-кого из высокопоставленных лиц Третьей Республики, которая тогда
получала боевое крещение и только начинала приобретать опыт в коррупции,