"Ромен Гари. Пляска Чингиз-Хаима" - читать интересную книгу автора

продолжили кружение по кабинету. Я уже по-настоящему веселился.
Оскорбленная честь - это же самый древний и самый верный источник
комического. А вспомните Лаурела и Харди [пара американских комиков -
Лаурел Стен (1890-1965) и Харди Оливер (1892-1957), снимались в фильмах с
1929 г.], когда они получают в физиономию по кремовому торту. А смех в
зале, когда с Чарли при всем честном народе сваливаются штаны... Вы,
должно быть, видели в иллюстрированных журналах любительскую фотографию,
сделанную каким-то весельчаком-солдатом в день вторжения немецкой армии в
Польшу. На ней изображен еврей-хасид: эти хасиды так нелепо выглядят:
пейсы, длинные черные лапсердаки. На фотографии немецкий солдат, тоже
весельчак, позирующий своему товарищу по оружию, со смехом таскает этого
хасида за бороду. А что же делает в окружении смеющихся немецких солдат
хасид, которого таскают за бороду? Он тоже смеется.
Я ведь уже говорил: человеку свойственно смеяться.
- Она такая доверчивая, - бормочет барон. - Так всем верит...
Совершенно не умеет распознавать зло. Боже, сделай так, чтобы она была
жива! Я готов ей все простить. Готов поступиться всем.
- Как вам угодно.
Барон бросил на графа испепеляющий взгляд. Видно, он во всем
подозревает намеки. Поистине, есть что-то уморительное, смехотворное в
исполненной благородства и чувства собственного достоинства позе
рогоносца. Так и вспоминается взрыв хохота после знаменитых слов Дантона
на эшафоте: "Покажите мою голову народу, она стоит того". Не знаю, почему
вид рогов на вдохновенном челе вызывает такое веселье. Чувство братства,
облегчение, оттого что ты не так одинок?..



5. УБИЙСТВА В ЛЕСУ ГАЙСТ


Я сидел, погруженный в мысли о чести, как вдруг дверь распахнулась и в
кабинет вошел мой друг Шатц. Я как раз устроился в его кресле и подумал:
сейчас он взорвется, но нет, он был так занят, что, никого и ничего не
замечая, уселся на меня как в прямом, так и в переносном смысле. Видимо,
журналисты доняли его своими вопросами, а когда он чем-то озабочен, я
перестаю для него существовать. Работа - лучшее лекарство.
Уже несколько дней пресса захлебывается от возмущения. Полицию обвиняют
в некомпетентности, в отсутствии системы и в нежелании принимать
простейшие меры предосторожности. Правда, надо признать, что двадцать два
трупа за неделю - вполне достаточный повод для возмущения всего
цивилизованного мира. И все это свалилось на Шатца: лес Гайст и его
окрестности, где были совершены все эти преступления, находятся под его
юрисдикцией. Итак, Шатц уселся на меня и с отсутствующим видом обратился к
визитерам:
- Добрый день, господа... Какая жарища! В Германии не упомнят такой
жары. Можно подумать, где-то тлеет пламя...
Это совершенно безобидное замечание почему-то странно подействовало на
барона: он вспетушился, и на лице его изобразилось негодование. Но Шатц
вовсе не думал делать непристойных намеков на его супружеские невзгоды.