"Ромен Гари. Пляска Чингиз-Хаима" - читать интересную книгу автора

предлагает мацу еврею, которого нет в кабинете, - слишком большое
испытание для государственного чиновника, почитающего предписания и
начальство.
- Гут слишком молод, - бормочет комиссар. - Ему не понять. Он же не
знал всего этого. Не отведал всех тех несчастий, что отведали мы... Верно?
Я не реагирую. Позволяю Шатцу обхаживать меня. По-прежнему сижу на
столе, положив руки на колени, и безразлично болтаю ногой. И отмечаю, что
комиссар с каждой минутой все больше пьянеет. Хюбш в ужасе прячется за
своими бумаженциями.
- Мы ведь так настрадались... А?
Я киваю. Он прав. Когда я думаю о том, что мы, евреи, внесли в сознание
немцев, мне становится нехорошо. У меня сердце обливается кровью.
- Но ведь мы были вынуждены подчиняться, - не унимается Шатц. - Мы
всего лишь исполняли приказы...
И он опять протягивает мне стакан шнапса, но я с достоинством
отворачиваюсь.
- Скотина, - бормочет Шатц.
Нет, нет, я не имею ничего против еврейско-немецкого сближения, но
оставляю это для грядущих поколений. Пока что я отказываюсь забыть. Вы же
знаете, что это такое - настоящий комический темперамент: у меня
потребность смешить. А в Германии, можете мне поверить, пока еще есть
идеальная публика для комика-еврея. Если вы не верите мне, можете
перелистать иллюстрированное приложение к "Санди Тайме" от 16 октября 1966
г. В Берлине у нас теперь есть раввин Давид Вейц - он приехал из Лондона.
Так вот, как он сообщил английской газете, больше всего его поразило и
немножко огорчило - цитирую: "то, что берлинцы показывают на него пальцами
и смеются, когда он выходит из синагоги, и так продолжается, пока он не
дойдет до дома". Как видите, я ничего не придумываю, и наш долг, еврейских
комиков - всех шести миллионов, - оставаться здесь и смешить немцев до тех
пор, пока они наконец не получат оружия более мощного, чем смех.
Шатц угрюмо заглотнул шнапс. У меня иногда возникает ощущение, что он
меня ненавидит. Впрочем, мы, евреи, всегда страдали манией преследования,
это всем известно.
- Злопамятный, как ведьма, - бурчит комиссар.
Хюбш оторвал нос от бумаг и боязливо скосил глаза на шефа. Бутылка
шнапса уже почти пуста. Чувствуется, Хюбш обеспокоен. Он знает: на руках у
них серьезнейшее дело и обер-комиссару необходимо быть на вершине своих
интеллектуальных и моральных возможностей.
Зазвонил телефон, Шатц берет трубку.
- Мое почтение, господин генеральный директор... Нет, пока, к
сожалению, никаких улик, никаких следов... Я поставил патрули вокруг леса
Гайст, допросил более трехсот человек... Запретил вход в лес всем
гуляющим, всем любителям сильных ощущений... Вы же знаете людей... Просто
из любопытства!.. По моему мнению, их несколько. Организованная банда,
возможно религиозная секта... Господин генеральный директор, я не могу
помешать мировой прессе поносить нас. Они опять суют нам в нос
Дюссельдорфского вампира. В конце концов, это даже смешно; вот уже сорок
лет всякий раз, когда они хотят облить нас, немцев, помоями, они
вытаскивают Дюссельдорфского вампира. Могли бы придумать за это время
что-нибудь...