"Ромен Гари. Жизнь впереди" - читать интересную книгу автора

и всем нам. И потом, пацанов стало побольше - наступило лето, и люди
разъезжались кто куда. Никогда еще я так не радовался, подтирая попы, потому
что они сулили хороший приварок, и даже когда пальцы у меня оказывались в
дерьме, несправедливостью тут не пахло.
На беду, мадам Роза менялась прямо на глазах - из-за законов природы,
которые взялись за нее со всех сторон, набросившись на ноги, на глаза, на
такие известные органы, как сердце, печень, артерии, и вообще на все, что
можно обнаружить у сильно изношенного человека. А поскольку лифта у нас не
было, ее порой заклинивало между этажами, и нам всем приходилось спускаться
и подталкивать ее сзади, даже Банании, который начал пробуждаться к жизни и
понимать, что и ему есть смысл сражаться за свой кусок хлеба с маслом.
Самые важные части у человека - это сердце и голова, и за них-то и
приходится дороже всего расплачиваться. Если останавливается сердце, то на
этом все заканчивается и продолжения ждать нечего, а если отключается голова
и уже не варит как положено, человек лишается способности пользоваться
жизнью. Мне думается, жить надо начинать сызмальства, потому что после все
теряют к тебе интерес и никому ты на фиг не нужен.
Иногда я приносил мадам Розе вещи, которые подбирал без всякой нужды, -
они ни на что не годны, но доставляют удовольствие, потому что их никто не
хочет и их выбросили. Например, рядом с вами живут люди, у которых дома есть
цветы - какая-нибудь годовщина или просто так, чтобы в квартире повеселей
было, - и когда цветы засыхают и уже не украшают, их выкидывают на помойку,
так что если встать рано поутру, их молено подобрать, чем я и занимался, это
называется утилизацией вторсырья. Кое-какие цветы еще не совсем полиняли,
они еще помаленьку жили, и я собирал из них букеты, не задаваясь вопросами
возраста, и дарил мадам Розе, которая ставила их в вазы без воды, потому что
вода была уже ни к чему. А еще, бывало, я тырил целыми охапками с тележек на
Центральном рынке мимозу и приносил ее домой, чтобы и там попахло счастьем.
По пути я мечтал о цветочных сражениях в Ницце(9) и о дремучих мимозовых
лесах вокруг этого белоснежного города, который мосье Хамиль знавал в
молодости и о котором порой мне кое-что рассказывал, но мало, потому что сам
был уже не тот.
Чаще всего дома у нас говорили по-еврейски или по-арабски, а иногда
по-французски - это когда у нас бывали иностранцы или когда мы не хотели,
чтобы нас понимали свои, но теперь мадам Роза смешивала все языки своей
жизни и говорила со мной даже по-польски - это был для нее самый давнишний
язык, и он возвращался к ней, потому что если у стариков что и остается, так
это их молодость. В общем-то, если не считать лестницы, за жизнь она еще
боролась. Но жизнь эта, по правде говоря, была не повседневной, и
требовались уколы. А попробуй-ка найди резвую медсестру, чтобы топала на
седьмой пешком да притом не обдирала вас как липку. Хорошо хоть это дело я
уладил с Махутом, который кололся на законном основании, - у него был
диабет, и потому здоровье ему это позволяло. Он был славный малый, который
создал себя сам, но все равно оставался черным и алжирцем. Он продавал
транзисторы и другие плоды своего воровского труда, а в свободное время
пытался вылечиться от наркомании в больнице Мармоттан, куда у него был ход.
Он пришел сделать мадам Розе укол, но дело чуть не кончилось скверно, потому
что он перепутал ампулы и загнал мадам Розе в задницу дозу героина, которую
берег на тот день, когда закончит курс излечения.
Я сразу заметил, что происходит что-то против природы, потому что