"Ромен Гари. Жизнь впереди" - читать интересную книгу автора

сидел бы на летучем ковре, который тянут рыбы, как другой святой Магриба,
Сиди Уали Дада.
- А почему меня завернули из школы, мосье Хамиль? Сначала мадам Роза
сказала, это потому, что я слишком мал для своего возраста, потом - что я
слишком велик для своего возраста, а потом - что у меня вообще не тот
возраст, какой должен быть, и потащила меня к доктору Кацу, который ей
сказал, что я, вероятно, буду особенный, как великий поэт.
Мосье Хамиль выглядел совсем печальным. Это все из-за его глаз. У людей
печаль всегда из глаз смотрит.
- Ты очень чувствительный ребенок, малыш Мухаммед. Оттого-то ты совсем
не такой, как все... Он улыбнулся:
- Да уж, от чувствительности в наше время не умирают.
Разговаривали мы по-арабски, а по-французски это выходит не так
складно.
- Неужто мой отец был таким потрясающим бандитом, мосье Хамиль, что все
боятся даже говорить о нем?
- Нет-нет, правда нет, Мухаммед. Я никогда не слышал ничего подобного.
- А что вы слышали, мосье Хамиль?
Он опускал глаза и вздыхал.
- Ничего.
- Ничего?
- Ничего.
Вот так всегда и получается со мной. Ничего.
Урок закончился, и мосье Хамиль стал рассказывать мне про Ниццу - это я
люблю больше всего. Когда он описывает клоунов, которые пляшут на улицах, и
веселых великанов, которые раскатывают в фургонах, мне кажется, что я у себя
дома. Еще я люблю мимозовые леса, которые у них там есть, и пальмы, и
белых-пребелых птиц, которые хлопают крыльями, словно аплодируют, так они
счастливы. Однажды я подбил Мойше и еще одного пацана, которого звали
по-другому, пешком отправиться в Ниццу и поселиться там в мимозовом лесу,
добывая себе пропитание охотой. Мы ушли утром и добрались до площади Пигаль,
но там перетрухнули, потому что оказались очень далеко от дома, и вернулись
назад. Мадам Роза думала, что сойдет с ума, но это она просто любит так
выражаться.
Так вот, как я уже имел честь, когда мы с мадам Розой вернулись от
доктора Каца, то обнаружили дома мосье Н'Да Амеде, который одевается так
шикарно, что вы просто не можете себе представить. Это самый великий сутилер
и сводник из всех парижских африканцев, а к мадам Розе он приходит, чтобы
она писала письма его родным. Никому другому он не хочет признаваться, что
не умеет писать. На нем костюм из розового шелка, который можно даже
потрогать, и розовая шляпа с розовой рубашкой. Галстук тоже розовый, и все
вместе - как на картинке. Он приехал к нам из Нигера - это одна из многих
стран, какие есть у них в Африке, - и создал себя сам. Он все время это
повторял: "Я сам себя создал", создал вместе со своим костюмом и
бриллиантовыми перстнями на пальцах. У него их было на каждом пальце по
одному, и когда его утопили в Сене, пальцы ему отрезали, чтобы забрать
бриллианты, потому что это было сведение счетов. Я говорю об этом сразу же,
чтобы избавить вас от волнений потом. При жизни он владел лучшими двадцатью
пятью метрами тротуара на улице Пигаль и подстригал ногти у маникюрщиц -
ногти у него тоже были розовые. Еще у него был жилет, про который я забыл.