"Ромен Гари. Жизнь впереди" - читать интересную книгу автора

чувствовал себя достаточно сильным для того, что ему хотелось сделать. Мне
тоже иногда до того хочется стать сильным - сдохнуть можно. Иногда я мечтал,
что я фараон и ничего и никого не боюсь. Я частенько бродил вокруг
комиссариата на улице Дедон, но без всякой надежды - я хорошо знал, что в
девять лет это невозможно, я был еще слишком несовершеннолетний. Я мечтал
стать фараоном, потому что у них сила безопасности. Я считал, что фараон
сильнее всех на свете, и далее не подозревал, что существуют еще и
полицейские комиссары. Только потом я узнал, что бывают и посильней, но так
никогда и не смог добраться мыслями до Префекта Полиции, это превосходило
мое воображение. Сколько мне там было лет - восемь, ну, десять, и я боялся
остаться без никого на свете. Чем труднее мадам Розе становилось забираться
на седьмой этаж и чем дольше она после этого отдыхала в кресле, тем больше я
чувствовал себя меньше и боялся.
А тут еще вопрос с моим днем рождения - он не на шутку меня донимал,
особенно когда меня турнули из школы, сказав, что я слишком мал для своего
возраста. Как бы то ни было, возраст не имел значения, потому что
свидетельство, удостоверявшее, что я действительно родился и что живу по
всем правилам, было липовое. Как я вам уже говорил, бумаг у мадам Розы был
полный дом, и она даже могла бы доказать, что и в десятом колене не была
еврейкой, если бы полиция вздумала забрать ее с обыском. Она прикрылась со
всех сторон с тех пор, как была захвачена врасплох французской полицией,
которая поставляла немцам евреев, и помещена в Велодром(5). Оттуда ее
переправили в еврейское общежитие в Германию, где их сжигали. Она все время
боялась, но не как все, а гораздо сильнее.
Однажды ночью я услышал, как она кричит во сне, и от этого проснулся и
увидел, что она встает. Комнат было две, и одну она занимала сама, без
никого, если не считать случаев, когда нас набиралась куча мала и мы с Мойше
ложились спать у нее. Той ночью как раз так и вышло, только Мойше не было:
он подыскал себе одну еврейскую семью без детей, которая заинтересовалась им
и брала под наблюдение - убедиться, что он пригоден для усыновления. Домой
он возвращался чуть живой, до того из кожи вон лез, чтобы им понравиться.
Когда мадам Роза заорала, я проснулся. Она зажгла свет, и я скосил на
нее глаз. Голова у ней тряслась, а глаза были такие, будто черт-те что
увидели. Потом она слезла с кровати, накинула халат и достала ключ,
спрятанный под шкафом. Когда мадам Роза нагибается, зад у нее становится еще
громадней.
Она вышла на лестницу и стала спускаться. Я пошел за ней следом, потому
что она была так напугана, что я не посмел остаться один.
Мадам Роза спускалась по лестнице то при свете, то впотьмах:
выключатель-автомат из экономических соображений срабатывает у нас почти
моментально, управляющий - большая сволочь. Один раз, когда снова стало
темно, я сам, как последний идиот, взял и включил свет, и мадам Роза,
которая была этажом ниже, испустила вопль: она заподозрила человеческое
присутствие. Она глянула вверх, потом вниз и снова начала спускаться, и я
тоже, но до выключателей больше не дотрагивался: эта штука нам обоим внушала
страх. Я ничегошеньки не понимал в происходящем, меньше даже, чем обычно, а
от этого всегда еще страшней. Коленки у меня тряслись, и жутко было глядеть
на старуху, которая спускалась по этажам крадучись, словно индеец, как будто
кругом полно врагов и даже того хуже.
Добравшись до первого этажа, мадам Роза не стала выходить на улицу, а