"Джеймс Алан Гарднер. Неусыпное око" - читать интересную книгу автора

руки, голос - все онемело как под коркой льда, кроме сердца и легких.
В последующие дни я по-прежнему сидела с ней, когда мне выдавалась
возможность... держала ее руку до тех пор, пока ее хрупкие пальцы не меняли
цвет с белого цвета больничной постели на мой собственный легкий оттенок
загара; но у меня язык не поворачивался много говорить самой. О чем я могла
рассказать такой женщине? О погоде? О последних статистических данных,
касавшихся умерших? Какие пустые бессмысленные мечты могли проноситься в
голове девчонки из захолустья?
Странная, однако, штука: однажды ты чувствуешь, что блистаешь уже почти
лучезарно, и тут же ясно понимаешь, что банален, как собачье дерьмо.
Когда я рассказала папе, что Зиллиф больше не может говорить, он
повысил ее дозировку корицы. Я оплакивала тщетность усилий.
Зиллиф умерла ясным осенним утром, когда солнце величественно сияло в
вышине, проникая сквозь испорченную влагой желтую ткань. Вам может
показаться, что невелика разница между окоченевшим парализованным телом и
трупом, но разница есть. Мгновение назад было утвердительное "да" жизни... а
немного спустя это лишь груда бессмысленного мяса. Что-то ушло, что-то ушло,
что-то ушло.
Три часа спустя мы нашли лекарство от болезни.
Оливковое масло. Настолько нелепо, что хотелось кричать. Позже я
наревелась вдоволь... вдали, в истощенной выстуженной тундре, где мягкие
природные ложа, устланные мшистым ковром, впивали в себя любой звук.
Хладнокровная, спокойная, сильнее всех во вселенной Фэй Смоллвуд плакала
навзрыд, уткнувшись в ладони, утирая нос рукавом, проливая слезы о том, что
мир был жестче, чем она сама. Оливковое масло. Надоевшая, омерзительная на
вкус липкая гадость. Пакость, которой в Саллисвит-Ривере ни одна семья не
испортила бы свою еду.
Одна из моих школьных подруг первой заметила результат - Шарр Кросби,
дочь двух горняков. Милая девочка, вполне безвредная, хоть я после
случившегося так и не нашла в себе сил даже быть с ней в одной комнате. К
своему стыду, я унаследовала талант своего отца к приступам мрачности. Но ее
глупый рассказ истерзал мне сердце, то, как она пересказывала его снова и
снова - мне, нашим родителям, всем новостным агентствам.
- Я смотрела за этим несчастным старичком, ему было очень худо...
(Врешь, Шарр, детка, врешь; он только что поступил в госпиталь и мог
слегка двигать пальцами ног, и его внутренние органы пока служили ему, так
что он был в лучшей форме, чем многие наши пациенты.)
- ... и я обмывала его тело, ну, вы знаете, губкой, как ему
нравилось...
(Все улумы ненавидели обтирания губкой, они ворчали и ежились от
щекотки.)
- ... и вот я как раз обтирала его лицо, когда мыло попало ему в глаз,
всего капелька...
(Корова неуклюжая.)
- ... а он закрыл глаза. Он закрыл глаза!
Шарр завизжала. Прибежали люди, и тут все словно взбесились. Пуук чуть
не разбил карточку пациента - так он лупил по кнопкам, ища ответ на вопрос,
чем же лечили больного.
Оливковое масло. Оливковое масло.
Из офиса прибежал отец.