"Север Гансовский. Дом с золотыми окошками (Авт.сб. "Три шага к опасности")" - читать интересную книгу автора

Я согласилась.
После концерта мужчины подождали меня у входа в ресторан.
Мы взяли такси и поехали по ночному Парижу. Бульвары уже опустели.
Бесчисленные магазины безмолвно вполсилы светились витринами, вереницами
пробегали фонари, и темнели массы каштанов. По узким улочкам шофер пересек
Елисейские поля, по мосту Альма мы переехали на ту сторону Сены. Мой
Первый сказал, что, поскольку их друзья, пожалуй, еще не все собрались,
можно еще немного проехаться по городу. Мы поехали мимо церкви святой
Клотильды.
Потом Первый взглянул на часы и попросил шофера ехать в Нейи.
Мы опять проехали над черной Сеной по мосту Пасси, пересекли широкую
авеню Фош и миновали Пор Дофин. Слева у нас был неосвещенный, темный
Булонский лес, справа - особняки. И у одного мы остановились.
Видимо, эти люди сняли на время весь дом, потому что, кроме них, там
никого не было.
Мы поднялись на второй этаж. Там в большом круглом вале с камином и
развешанными по стенам старинными гобеленами сидели за столом трое мужчин.
И еще один - четвертый - поднялся по лестнице почти сразу за нами. Во
всяком случае, он как раз поспел к тому моменту, когда трое встали,
встречая меня.
И все четверо были гении.
Впрочем, я уже не удивлялась. Я ожидала этого.
Они были гении. Все не такие, как я, и не такие, как обыкновенные люди.
От них исходил магнетизм, как и от первых двух. Магнетизм разума, духовной
красоты и добра.
Я, пожившая женщина, показалась себе маленькой рядом с ними. Но не
обидно маленькой, а просто еще не выросшей.
Стол был заранее накрыт. Мы сели.
Тут Второй, который приехал со мной, спросил мужчину, пришедшего позже
всех, какие у него впечатления. И мужчина ответил, что хорошие. Все другие
тоже посмотрели на него, раздалось еще несколько вопросов, и я поняла, что
этот последний мужчина только что вернулся с завода Рено.
Потом по разговору я поняла, что они вообще как бы исследовали Париж,
разделив его на сферы. Они бывали на заводах, в тюрьмах и судах, на бирже,
в магазинах, на рынках и в кафе. Они свели знакомство с рабочими,
лавочниками, дипломатами, аристократией, артистами и художниками.
И все это длилось в течение всего лишь двух или трех суток.
Они были явно приезжими, раньше никогда не бывали в Париже, и в то же
время их французский язык был таким, как если бы они родились и выросли
где-нибудь между площадью Согласия и островом Сите.
Очень тактично и деликатно они расспрашивали меня о том, как я живу, но
это было совсем недолго. Уже минут через пятнадцать после того, как мы
сели за стол, у меня возникло такое чувство, будто мы все давно-давно
знаем друг друга, будто они всегда следили за моей жизнью, радовались,
если мне что-нибудь удавалось, и печалились, когда мне бывало плохо.
В их манере разговаривать я заметила, впрочем, одну странную вещь. Друг
к другу они не обращались по именам, да как-то и не испытывали в этом
нужды. Если один хотел что-нибудь сказать другому, он просто говорил свое,
а тот, другой, каким-то способом сразу понимал, что обращаются именно к
нему. Как если б у них вообще не было имен.