"Север Гансовский. Винсент ван Гог ("Химия и жизнь", 1970, № 1-4) [АИ]" - читать интересную книгу автора

определенные, резко очерченные. На мой взгляд, ему не тридцать, а все
сорок пять лет, только маленький рост, нелепая короткая курточка и
какая-то напряженная выпрямленность в осанке делают его похожим на
мальчишку.
- Я Ван Гог, - говорит он и слегка кланяется.
Здороваюсь, отрекомендовываю себя вымышленным именем.
Он еще раз сдержанно кланяется.
Оглядываюсь, положение какое-то нелепое. Я торчу посреди комнаты в
неудобной позе, не имея возможности выпрямиться, так как потолок слишком
низок.
Непонятно, здесь заводить разговор или выйти на улицу, где уже начинает
темнеть.
Ван Гог молчит, и остальные тоже.
Откашливаюсь, говорю, что хотел бы посмотреть его рисунки и, возможно,
приобрести что нибудь.
Ах, рисунки! Лицо Ван Гога мгновенно светлеет, оно по юношески
заливается краской.
Что же, пожалуйста, с удовольствием! Он очень рад и польщен.
Поспешно делает два шага в сторону, нагибается, лезет под старухину
постель, выныривает оттуда с ворохом бумаги и картонов. Выпрямляется, но
все это негде даже разложить, и он остается стоять так, глядя не на
хозяев, а на меня.
Мужчина за столом неторопливо отправляет в рот ложку, встает, ставит
миску на подоконник. Что-то говорит старику. Вдвоем подходят к старухе,
она с трудом спускает ноги с постели. Старик накидывает ей на плечи
платок, и все трое выходят вон. Женщина скидывает с себя передник, положив
ребенка на скамью, споласкивает руки тут же в корыте, тряпочкой протирает
стол, прибавляет света в лампе, берет ребенка и садится с ним у печки. Все
молча и быстро.
Территория освобождена, Ван Гог кладет свой ворох на стол. Он все еще
не предлагает мне сесть, смотрит на женщину. Та, будто почувствовав его
взгляд, поворачивается к нам, той же тряпочкой протирает табурет и
подталкивает к столу.
Сажусь, наконец, и Ван Гог принимается показывать рисунки. Он совсем
переменился, напряженность исчезла, голубые глаза уже не так суровы, лицо
озарено.
Рисунки выполнены главным образом тушью, некоторые на тонированной
бумаге, но больше на простой. Многие я довольно хорошо знаю. "Девочка
среди деревьев", "Рыбаки, встречающие барку", "Хогевенский сад зимой". Я
вспоминаю, что поскольку "Хогевенский сад" выполнен в двух вариантах, один
из которых через сто лет окажется в Будапештском Музее изящных искусств, а
другой в Нью-Йорке, между специалистами из обоих городов разгорится
ожесточенный спор относительно того, какой вариант знаменитого рисунка
является первым. Но до этого протечет еще десять десятилетий, а пока
художник, голодный и тощий, суетится у стола и тревожно, робко заглядывает
мне в глаза, стараясь понять, нравится ли хоть что нибудь.
Он начинает говорить, задает вопросы, но не дожидается ответов. Его
несет, это фонтан, гейзер, лавина.
Люблю ли я рисунки вообще?.. Лично он считает, что рисунок - основа
всякой живописи, хоть масляной, хоть акварельной. Только рисунок дает