"Север Гансовский. Пробужденье (Журнал "Химия и жизнь", 1969, NN 11-12)" - читать интересную книгу автора

на французский, немецкий и английский, презрительно игнорируя Федю,
который помалкивал. В конце концов "Пейзаж с замком и путниками" был
оценен в двести шестьдесят рублей и выставлен с табличкой "Ин.школа",
каковая надпись означает, что неизвестны ни автор, ни страна, ни эпоха.
Федя еще отирался в магазинном зале, разглядывая старинные подсвечники и
всякие другие интересные штуки, как турист в замшевых штанишках ткнул
пальцем "Путников". Тут же все было оприходовано, снято, сбалансировано.
Пряничков получил деньги и пошел в авиакассы на Черкасском переулке.
На улицу Кондратюка он приехал к трем часам и сказал домашним, чтобы
приготовили купальные костюмы, так как все они отправляются на воскресенье
в Ялту - билеты на самолет уже при нем.
Аэродром, белоснежный "Ту", улыбающаяся стюардесса, Симферополь,
автомобиль, и - море, которое возле Алушты синей стеной встало до
горизонта... Ночевали в частном саду на топчанах, виноград спелыми
гроздьями висел на лозах - рубль кило, - и волны до утра шуршали галькой,
подмывая берег.
Днем на пляже Шура стала робко допытываться, зачем они приехали. Муж
ответил: затем, чтоб доставить ей удовольствие. Шура сказала, что поездка
стоит слишком дорого, а Федя возразил, что нет в мире ничего слишком
дорогого для такой женщины, как она.
Вечером шуршали шины автомобиля; в обратном направлении проносились
Гурзуф, Артек, Бахчисарай. Шура сидела впереди рядом с шофером, ветер
струил ей волосы. Она думала о том, какая же она женщина. На лице у нее
было загадочное выражение, как у Ларисы Огудаловой в фильме режиссера
Протазанова "Бесприданница". Федя смотрел по сторонам, стараясь запомнить
проносящиеся пейзажи, чтобы потом нарисовать их. Он уже понимал, что
своими вдруг родившимися художественными талантами обязан белой таблетке,
овеществленным формулам бородача. Мысль о выкинутой тетрадке мелькнула в
его сознании, но он успокоился, сказав себе, что до понедельника ее не
успеют унести - журнальная уборщица работала на полставки и по пятницам в
редакции обычно не появлялась.
...Снова юг Советского Союза повис под ними на восьмикилометровой
глубине. Начало темнеть. Млечным Путем разбежались по горизонту огни
Москвы. На улицу Кондратюка приехали ночью. Квартира без гарнитура,
разоренная, пустая, напоминала жилище гения.
В понедельник в девять Федя вышел из дому, и мир ударил цветом, звуком,
запахом. Асфальт был уже не просто фиолетовым, в нем играли, лоснились
красные, желтые, коричневые оттенки, он каменел в местах, где только что
подсохли лужицы ночного дождика, а на солнце ласково уступал подошве.
Облачные замки воздвиглись в небе, раскинувшемся над просторным предпольем
Всесоюзной Выставки. Сияли кресты древней церкви возле гостиницы "Золотой
колос", ракета рвалась в космос с обелиска, а позади на дальнем плане
тонула в сизости и голубизне синяя игла телевизионной башни. Лирической
поэмой шла к автобусной остановке длинноногая девушка, короткими стишками
гонялись друг за другом на газонах завтрашние первоклассники. Праздновался
замечательный юбилей - ровно сто миллионов дней прошло с того момента,
который прокатился над задымленными пещерами сто миллионов дней назад. И в
то же время все только начиналось, как раз до этого мига доехало длинное
прошлое, отсюда распространилось будущее.
В редакции еще никого не было. Пряничков ключом отворил свою комнату,