"Север Гансовский. Пробужденье (Журнал "Химия и жизнь", 1969, NN 11-12)" - читать интересную книгу автора

испугался ее чистоты и сразу шагнул к корзинке, куда трое суток назад
опустил тетрадку в дерматиновом переплете. Но корзинка была пуста, и
суровые железные ящики во внутреннем дворе Химического музея тоже стояли
чистые и даже продезинфицированные, - дворник доверительно сообщил, что
заполненные вывезли четверть часа назад. Федя проконсультировался
относительно места расположения свалки и поехал в Хворостино. Он все же
надеялся. Но когда такси остановилось на краю гигантского поля, сердце у
него заныло. Вдаль, куда хватал глаз, раскинулись монбланы и казбеки
мусора. Сразу стало понятно, что игра не стоит свеч - тетрадка,
принесенная в четверг мужчиной с вещмешком, практически перестала
существовать.
Федю ждала работа. Вернувшись в журнал, он поставил на стол машинку,
снял пиджак и, не разгибаясь, ответил на все читательские письма, что
накопились с последнего крупного разговора в кабинете ответственного
секретаря. Это был каскад, водопад. Потрепанная немецкая "Оптима"
стрекотала и лязгала час за часом. Готовые листы, мелькнув белизной в
воздухе, вспархивали с каретки с интервалом в шестьдесят секунд. Такого
плотного симбиоза человека с пишущей машинкой еще не видывали в редакции -
застыл с отвалившейся челюстью завлитотделом, заглянувший было выкурить
сигаретку, и только покачал головой и прикрыл за собой дверь бывалый
заместитель редактора.
Однако главное состояло не в скорости печатанья, а в изобилии мыслей.
Каждый из нас прочитывает за жизнь бесконечно много, каждый не помнит из
прочитанного почти ничего. А Федя вдруг вспомнил. Вся бездна
концентрированной, отредактированной премудрости, заключенной в печатном
слове, - лавина строк, которая по большей части бесследно, будто
намыленная, проскальзывает по нашему сознанию, явилась теперь к нему и
раскинулась ожидая. Пряничкову оставалось только отбрасывать лишнее. Сам
себе энциклопедия и даже целая библиотека, он мог цитировать любого
классика с любого места и не забыл даже того, что значилось на обрывке
"Вечерней Москвы", в который мама завернула ему бутерброд еще в шестом
классе.
За двести минут, регулируя напор собственных и чужих мыслей, Федя
ответил на сто двадцать писем - несколько ответов были затем опубликованы
статьями в разных газетах, пятнадцать наиболее пространных вышли отдельной
брошюрой под названием "Боги живут на Земле".
Кроме того, в этот день Пряничков сделал свое первое изобретение,
написал новую картину и выучился играть на рояле.
С изобретением было так. Когда Федя отпечатал последнее письмо,
выколотил опустевший ящик и потянулся, к нему вошел посетитель.
Пряничков тотчас встал, поздоровался, отрекомендовался, спросил имя и
отчество вошедшего, поставил ему стул и сам уселся напротив. Посетитель
оказался ходоком от сектантской общины в городе Заштатске, он принес для
рассмотрения кусочек лат Георгия Победоносца. Федя повертел в руках темный
ноздреватый осколок, подумал и предложил сходить в Институт металлов,
чтобы приближенно установить время выплавки. Тут же он созвонился с кем
надо было и вместе с ходоком поехал в институт, где священный обломок был
бесспорно определен как часть казахского котла для варки бешбармака.
Обстановка научно-исследовательского учреждения со сложной аппаратурой, но
еще более Федина доброжелательность так ошарашили ходока, что он на месте