"Север Гансовский. Башня (Авт.сб. "Человек, который сделал Балтийское море")" - читать интересную книгу автора

В галерее появился пожилой человек - по всей вероятности, служитель. Но
я положил руку на автомат. Впрочем, потом он понял и не стал мне мешать.
Таким образом я взял картину, и она висит у меня в комнате на стене,
открывая коллекцию.
Следующим за ней идет тоже привезенное из Польши маленькое полотно
Генриха Сафтлевена Младшего "Зимний пейзаж". Его я взял в Познани.
"Зимний пейзаж" - это фантастический ландшафт с лесистыми горами,
покрытыми снегом, острыми скалами и заснеженной холодной равниной. Весь
задний план выполнен белыми лессировками по голубому грунту и поэтому
делает впечатление прозрачности и призрачности. Удивительно то, что добрый
Генрих Сафтлевен писал свою картину в Утрехте, никогда, верно, не видев
остроконечных скал. И тем не менее в картине ветрено и бездомно, именно
так, как бывает в высоких горах зимой. Я это испытал, когда мы в Италии в
44-м шли в ноябре через обледеневшие перевалы Апеннин, чтобы не дать
отрезать себя войскам американского десанта. Дул ветер, было отчаянно
холодно, стреляли партизаны. Полузасыпанные снегом деревни, через которые
мы проходили, были как мертвые: на стук не откликалась ни одна живая душа.
И жестокой, бесчеловечной стеной стояли молчавшие горы. А мы шли, чтобы
все-таки продолжать битву, уже проигранную, разрушать еще улицы и вокзалы,
делать тысячи мужчин калеками и тысячи детей - сиротами. Чтобы прибавить в
мир еще голода и боли.
Но, впрочем, я напрасно спешу. До Италии еще далеко, если двигаться по
моей картинной галерее.
Впереди Франция.
Тут тоже есть что вспомнить патриотическому германскому сердцу. Еще
синее безоблачное небо над немецкими городами. Солдатские и офицерские
жены требуют от мужей духи "Шанель". Мы идем по дорогам Франции, с ревом
нас обгоняют быстрые тени штурмовых самолетов. Наших самолетов. Позади уже
Дания, Норвегия, Голландия, а сейчас наша кавалерия, клацая подковами,
втягивается под Триумфальную арку.
Лицо германского доблестного воина расплывается от самоуверенности,
теперь он действительно загорел на фронте - война шла в мае и июне. Нос
облез, веснушки выделяются под молодой розово-фиолетовой кожицей.
Теперь меня сделали пехотинцем. Полк останавливался в деревушках и
небольших городках. Чтобы ничего не слышать, я, если позволяла обстановка,
уходил за дома, садился где-нибудь у канавы, смотрел на луга, поросшие
вереском, на плетни и яблони.
Мне нужна была какая-нибудь основа. Да, говорил я себе, нацисты во
Франции, Геринг с блудливым взглядом скоро примет парад на Елисейских
полях. Но все равно есть физика, есть математика. Все равно электрон,
переходя с одной орбиты на другую, испускает энергию в виде кванта
излучения...
И, кроме того, были картины.
Во Франции в сороковом году я взял "Осень в Фонтенбло". Это Диаз де ла
Пенья. И "Вечерний пейзаж" Дюпре, и повторение Пуссена "Танкред и
Эрминия".
Диаза де ла Пенью я увидел в музее Безансона, взял и привез домой. И он
висит у меня на стене.
Вот он висит. "Осень в Фонтенбло".
Осень в лесу Фонтенбло. Пожелтевшая, растрепанная, лежащая в разные