"Север Гансовский. Башня (Авт.сб. "Человек, который сделал Балтийское море")" - читать интересную книгу автора

Все будет правильно. "Слово фюрера для нас закон. Мы принадлежим тебе,
вождь. Повелевай!"
В той первой войне я тоже участвовал. Меня взяли в армию ранней весной
39-го года, в марте. Прямо из университета, хотя за меня просили
профессора Гревенрат и Зеебом, и дошло даже до того, что через Отто Гана,
первого физика Германии, было представлено специальное письмо в имперскую
канцелярию. Ответ последовал в отрицательном смысле. Но, несмотря на это,
тогда, в 39-м году, мы все же надеялись, что еще будем вместе работать в
лаборатории. Никто не думал, что я уйду на целых шесть лет, что минут годы
и Гревенрат погибнет в концлагере, что Зеебома (в его пятьдесят пять лет)
возьмут на фронт и в 44-м бросят во время отступления с оторванными ногами
в канаве у деревни под Псковом. Никто не думал, что нажат курок, что пущен
в ход механизм. Что скоро немецкие самокатчики поведут велосипеды по
горным дорогам Норвегии. Что сухая африканская пустыня огласится натужным
ревом моторов. Что торпедированный английский авианосец будет
переворачиваться вверх дном ночью в Средиземном море, и люди-мураши
посыплются в воду с гигантской, ставшей торчком палубы. Что на Кавказе
егеря фельдмаршала Листа поднимутся на Эльбрус и на заснеженной вершине
воткнут немецкий военный флаг. Что под фугасными бомбами американцев
рухнет гордость западной культуры, монастырь Монте-Коссино. Что под
аккомпанемент собачьего лая эсэсовцы, размахивая дубинами, погонят толпы
нагих женщин в газовые камеры. Что в жуткий мороз десятки тысяч немецких
солдат, пожелтевшие от голода, обвязав полотенцами уши, оглушенные, с
безразличными, потухшими глазами, пойдут в Сталинграде сдаваться в плен.
Что фашистами будет стерта с лица земли Варшава. Что американскими бомбами
будет в одну ночь сметен Дрезден. Что семилетнего еврейского мальчика с
испуганными глазами, еще ничего не знающего о мире, взрослые плечистые
эсэсовцы под прицелами автоматов поведут к общей могиле. Что в лагерях
смерти под полосатой курткой миллионы сердец разных национальностей
остановятся, замрут и перестанут биться. Что советские танки, пахнущие
смазкой, победно промчатся по улицам Франкфурта. Что на высоте пять тысяч
метров ночью американские и английские самолеты будут пересекать немецкую
границу и "арийская раса" забьется в подвалы. Что письма будут приходить в
города, которых нет.
Хотя "никто о войне не думал" - это неправда. Мы в лаборатории не
думали тогда. А многие думали об этом и планировали это. Но не все,
конечно. Несколько тысяч людей - государственный аппарат и магнаты
Германии - люди с лицами заведомых подлецов и карьеристов, как у Отто
Амброса, Геринга или доктора Лея, и люди с физиономиями благопристойными,
даже приятными на вид, как у Глобке или Функа, именно планировали и
немецкие велосипеды в Норвегии, и тонущий авианосец, и эсэсовцев, которые,
спустив с поводка злобных овчарок, погонят раздетых женщин в костры. Лишь
свой собственный конец на виселице они не планировали. И верно, потому что
только единицы из тысяч были повешены, а остальные здравствуют, отлично
чувствуют себя, окружены уважением, пользуются всяческим комфортом и
умрут, видимо, лишь в глубокой старости, на чистой постели, в тепле,
ухоженные, окруженные толпой сиделок и врачей.
Но именно мы-то еще ничего не знали тогда, в марте 39-го, когда я
пришел прощаться. Я стоял на пороге, весеннее яркое солнце заливало
лабораторию. Профессор Гревенрат (которому предстояло погибнуть в лагере