"Север Гансовский. Башня (Авт.сб. "Человек, который сделал Балтийское море")" - читать интересную книгу авторанемножко заразно. Когда бывшие знакомые видят меня в дешевом, обтрепанном
костюме, исхудавшего, с неподвижным взглядом, они покачивают головой и говорят себе не без тайного самодовольства: "А мы-то думали, что он далеко пойдет". Они как бы жалеют, что этого не получилось, грустят, но эта грусть их ласкает. Но я-то действительно далеко пошел. Только не туда, куда они думали... Вот наконец особняк Пфюлей. Здесь Валантен. Тяжело отплывает огромная дверь, ей, пожалуй, лет двести. Матово сияют мраморные плиты пола. Вестибюль. - Добрый день, герр Бюкинг. - Добрый день, герр Кленк. Однорукий швейцар-инвалид приподнимается на своем стуле, прикладывает пальцы к фуражке. - Могу я пройти? - Пожалуйста, герр Кленк. Один зал, другой, третий... Я тихонько толкаю приоткрытую дверь. Вот он, Валантен. Его "Автопортрет". Он сидит у грубо сколоченного стола. В руках его черная гитара. Итальянская лакированная гитара, которую он привез из Рима. Долго-долго мы смотрим друг на друга. Какое у него прекрасное лицо! Наверное, Паскаль был похож на него. Паскаль - математик, философ, поэт. Хотя это и естественно, поскольку у Валантена типично французская внешность: чуть заостренные скулы, большие черные глаза, узкий подбородок, который сейчас украшает бородка. Как много в его взгляде! И разум, и тревога, и вопрос... дульного пламени под Верденом, и многое другое. Но в его взгляде есть нечто такое светлое, что слезы выступают у меня на глазах, когда я думаю об этом. Он верит. Он!.. А я?.. Мне стыдно было б жаловаться на судьбу. Они посещали меня так часто - гении Разума, Воображения, Любви, Настойчивости и даже Ненависти, которая также побуждает к упорному труду. Но никогда в своей жизни я не знал еще одного. Поэтому все, сделанное мною, сразу теряет цену и рассыпается в прах. Надежды - вот чего у меня нет. А у Валантена есть. Я не понимаю, откуда он берет ее. Но я должен это узнать. Уже давно, с нашей первой встречи в сороковом году, когда я пришел в столицу поверженной Франции вместе с армией завоевателей, один только Валантен и убеждает меня в необходимости жить. Ему известно обо мне все: и мои муки на парижских мостовых, где я бродил в ненавистной зеленой форме, и робкие радости по возвращении в университет, и бессонные ночи работы над моим открытием... Он тихонько перебирает струны. Я остановился, прислонился к стене. Друг мой. Брат! Долго-долго мы глядим друг другу в глаза, потом я тихонечко отступаю и прикрываю за собой дверь. Опять пришло то, что всегда бывает при моих встречах с Валантеном. Он помог мне. Каким-то странным ходом интуиции я увидел, как нужно сделать расчет Крейцера. Причем сделать его действительно методом Монте-Карло. |
|
|