"Валерий Николаевич Ганичев. Ушаков " - читать интересную книгу автора

люльку обратно, - незлобливо ворчал Ушаков-старший, отбивая косы.
Феденька мчался по тропинке вдоль светлой и чистой Жидогости, сбивая
прутом головки лебеды и ромашек, протыкая лопухи, вспугивая прозрачнокрылых
стрекоз.
Корабельные сосны выстреливали своими ровными светло-коричневыми
стволами в небо, шумя где-то там, очень высоко, зеленой хвоей. В лощинах и
на равнинах толпились белые стайки берез. Пахло цветами, высыхающей травой,
земляникой - словом, всем, что создавало аромат русского леса.
Останавливаться Феде было некогда, да и лукошка не прихватил, а то бы до
краев наполнил свежей пахучей земляникой, вон и летние грибы пошли уже.
Птицы сопровождали его от куста до куста своим немыслимо веселым
щебетом, а беззвучные бабочки не боялись сесть на плечо и отдохнуть, когда
он переходил кладку у ручья. Там он остановился, зачерпнул в горсть
прозрачной холодной воды.
"Чудно здесь у нас, ладно. А каково оно, море-то?" - задумывался
мальчик, задирая голову к верхушкам сосен и погружаясь в голубизну неба.
А вот и Бурнаково, его сельцо, где родился и жил он вот уже семь лет. В
Бурнакове всего пятнадцать изб, да и кругом-то Кузино, Алексеевское,
Ярофеево, Дымовское, Петряново тоже не большие деревни, а сельца, им да их
близким принадлежащие. Лишь Хопылево на берегу Волги выделялось целым рядом
добротных изб, дворянских и купеческих домов и церковными строениями.
На дворе отцовского дома Степана не оказалось, хотя поленница, которую
было поручено отцом сложить, была еще не завершена. Федор завернул за угол и
застал Степана за непотребным занятием. Тот выпотрошил из-под стрехи
воробьиное гнездо и вершил казнь над птенцами. Голову желторотых воробьят он
закладывал между пальцев и взмахом руки отрывал ее от тщедушного тельца,
бросая все кошке.
Федя крови не боялся, на разбитые до костей колени не жаловался, раны
на пальце замазывал грязью, даже курице, если просила мать, мог голову
отрубить, но туг ему стало худо. Налетел на Степана с кулаками, сшиб на
землю и в бессилии затих, когда вывернувшийся старший брат заломил ему руки
за спину и, задыхаясь, выговорил:
- Ты, Федька, оглашенный, бешеный прямо! Тебе тварей безмозглых жалко,
а брата чуть не убил из-за них. Набросился.
- Сам ты тварь безмозглая, - прохрипел Федя и замолчал.
Степан отпустил его, отправился налаживать поленницу, а через час
пришел к забившемуся в угол двора брату.
- Федька! Айда на Волгу. Верша там, поди, полна рыбой.
И хотя радостное утреннее настроение исчезло, Федя согласился - на
Волгу его всегда тянуло.
- Мамка сказала, чтобы Никиту взяли, - буркнул он. Степан удивленно
посмотрел на брата: вот, оказывается, тот уже с разрешением шел.
- Чего ж ты тогда на меня набросился? - еще раз повторил он.
Федя не ответил, а закричал в сторону небольшого домика:
- Никита! Никита! Пошли с нами на Волгу. Мамка сказала. - Показался
невысокий, но крепкий парень, дворовый человек Ушаковых, лет шестнадцати, с
топором в руках, постоял, кивнул и нырнул в сарай...
Дорога к Волге была такой же красивой, зеленой и ароматной, но уже не
такой радостной и звучащей, как раньше. Никита почувствовал, что между
братьями черная кошка пробежала, и старался их развлечь рассказами про свои