"И.Гамаюнов. Легко ли быть папой? (невыдуманная история об одном начинающем отце)" - читать интересную книгу автора

(от "Ксюша"). "Уша села", "Уша пошла", - комментировала она свои действия.
И наконец, держа в руках кубик, произнесла: "Мое". Кубик принадлежал ей,
помогал выделить себя из окружающего мира. Кубик был подручным материалом,
орудием труда. Пользуясь им, онаутверждала себя в кругу людей и в ряду тех
вещей, которые пока не утратили для нее своей одухотворенности.
Теперь она посредством слова "мое" исследовала свои отношения с
предметами и людьми. Стаскивала платок со стула, приговаривая: "Мое!" "Это
мамин платок", - уточняла Вера Ивановна. Ксенька подходила к маме, крепко
хваталась рукой за её подол: "Моя мама". "Твоя, твоя", - подтверждала Вера
Ивановна. "Мое",- продолжала Ксеня, мотая в другой руке мамин платок,
волочащийся по полу. "А платок мамин", - опять возражала Вера Ивановна.
Ксеня вопросительно смотрела то на бабушку, то на маму, говорила
задумчиво, будто заколебавшись: "Моя мама". И опять, мотая платком, глядя,
как он извивается, мелькает пестрым концом у ног, уверенно добавляла:
"Мой". Ну конечно же, раз мама ее, то и платоктоже!
В конце концов она установила: мама и папа, бабушка и дедушка
безраздельно принадлежат ей. Значит, и все то, что они берут в руки, тоже
должно принадлежать ей. Однако поведение взрослых было крайне нелогичным:
то они радовались каждому ее слову и движению, то хмурились, пряча от нее
блестящие, неотразимо привлекательные предметы. Несправедливость состояла
еще и в том, что четверо взрослых, как она понимала, не просто
принадлежали ей - существовали ради нее: волновались, когда ей было плохо,
умиротворялись и сияли, когда ей было хорошо. Противоречия в их поведении
возмущали ее!.. Раздавался плач...
- Вот вам результаты вашего воспитания, - уличала нас Вера Ивановна.
- Второго надо, - сурово утверждала баба Глаша, - пока этого не
забаловали совсем.
- Чтобы второго избаловать? - отвечал я. - Тогда ведь все внимание
будет самому маленькому!
- Ничего вы не понимаете, - говорил Максим Петрович, катая на ладони
перед Ксенькиным лицом блестящий шарик. - Нам надо делом заняться. Правда,
Ксеня?
Он уводил ее в другую комнату, и наша дискуссия разгоралась с новой
силой: нужно приучать Ксению к слову "нельзя"...
А может, лучше к первым простеньким обязанностям- например, убирать
игрушки? Приучать ее к мысли, что она тоже должна заботиться о взрослых...
И объяснять, почему нельзя брать ножницы или нож.
Мои попытки объяснять- я заметил потом- давали обратный эффект. Ее
интерес к запретным вещам резко подскакивал! Спасал тут только дедушкин
прием - отвлечение другим предметом. Но сознание того, что она - центр
мироздания, оставалось. Она не умела, не могла пока ощутить другого
человека как нечто отдельное, самостоятельное. Взрослый откликался на ее
"дай", на ее слезы или смех, и она не подозревала, что у него могут быть
собственные желания.
Как научить ее понимать другого человека? Хотя почему обязательно
учить? Не должна ли она приобрести это умение сама, в общении, может быть,
даже конфликтуя, с нами?
Как-то мы с ней играли. На руке у меня кукла-рукавичка. Это Дюймовочка,
которую Ксеня называет кратко-Димоней. Мы поливаем воображаемые цветы.
Идем в угол комнаты, где у нас открывается воображаемый кран (шумно