"И.Гамаюнов. Легко ли быть папой? (невыдуманная история об одном начинающем отце)" - читать интересную книгу автора

Оба встревожены.
Еще бы! Так спокойно шпа игра. так звонко лопотала их внучка, и вдруг
-рев. Пытаюсь объяснить: я был медведем, она - Машей. Она подметала
берлогу, варила похлебку, потом медведь ей сказал, что насовсем осгавит ее
у себя. Заплакала.
- Да разве можно детей пугагь? - выговорила мне Вера Ивановна.
Нельзя... Конечно, нельзя.. Я соглашаюсь и не могу опомниться: Ксенька
же смотрела на меня, видела мое лицо, понимала, что я - папа, что мы
играем! Неужели можно вот так, в городской квартире, подметая воображаемым
веником паркетный пол, вдруг подумать, что ты в какой-то там берлоге, в
глухом лесу, а человек, сидящий на диване, вовсе не папа, а медведь,
сошедший со страницы Сборника сказок?
Трудно было поверить но вот оно, Ксенькино лицо, мокрое от непросохших
слез. Она, прижавшись ко мне, еще только успокаивается, приходит в себя. В
буквальном смысле - "в себя", потому что для этого ей нужно перестать быть
Машей.

...Совсем недавно, каких-нибудь полгода назад, (ей тогда было полтора
года) она три летних месяца жила с Валей в деревне, у родственников, и
была бессловесным существом.
Могла с понимающим выражением подолгу слушать когонибудь из взрослых,
только улыбаясь в ответ на нетерпеливый вопрос: "Ты когда заговоришь,
молчун?"
В ее молчании словно бы что-то таилось.
Вот она на пухлых ногах, нетвердо ступая, спускается осторожно с
крыльца, подходит к ветле, задирает взлохмаченную голову. Ветла шумит на
ветру узкой, серебристой с изнанки листвой, словно бы силится сказать
что-то. Ксеня притрагивается к стволу, гладит его так, будто ждет, что он
выгнется, как спина у кошки.
У тропинки, ведущей к реке, лежит большой плоский камень. Никаких у
него, казалось бы, признаков жизни. Но хорошо прогретый солнцем, он долго
держит в себе тепло и потому тоже кажется живым. Ксеня, посидев на нем,
машет ему на прощание рукой, отправляясь дальш'е.
Узкая Клязьма сверкает убегающей рябью, шевелит водорослями у берега,
шуршит камышом. Она, без сомнения, живая, хоть и прохладная. Ее движение
можно ощутить, опустив в воду руку. Чувствуя к ней дружеское расположение,
Ксеня объясняется с ней звуком "кых!", что означает обычно приглашение -
то к работе совком в песке, то к ходьбе... Словом - к действию.
Для нее все вокруг - и живое, и неживое - родня!
Уж не бессловесность ли роднит ее с деревьями, камнем, речкой?!
Хотя, может быть, и мы, взрослые, должны, даже обязаны чувствовать свое
родство с ними. Только ведь нам некогда.
И потом: мы ослеплены своим могуществом. Что нам камень, который мы
можем превратить в порошок, если понадобится!
Доказывается, он нам иногда нужнее такой, какой он есть. Как и лес, не
тронутый топором, как и речка без лиловых пятен мазута.
Это первобытное чувство родства, если бы его удавалось сохранить,
наверное, сделало бы наши отношения с природой разумнее.
Там, в деревне, Ксеня еще не выделяла себя из числа окружающих ее
предметов. Это произошло позже, когда она научилась называть себя "Ушей"